Огонь на солнце
Шрифт:
Я смотрел на маленькую тетрадь Шакнахая в коричневом переплете, ту самую, которую он носил на бедре, в кармане джинсов. Впервые я увидал ее при расследовании убийства Бланки. Сейчас я разглядывал обложку с кровавыми отпечатками пальцев и думал, какой шифр придумал Шакнахай для своих записей. Когда-нибудь я их расшифрую.
Миновала неделя со дня моего визита к Иржи и Индихар. День начался неудачно, и ничто не предвещало перемен к лучшему. Проснувшись, я увидел у кровати Кмузу с подносом, на котором стояли стакан апельсинового
— Доброе утро, яа Сиди! — тихо произнес раб. Я чувствовал себя препаршиво.
— Где моя одежда? Кмузу вздрогнул.
— Не знаю, яа Сиди. Я не помню, куда вы ее положили вчера вечером.
Я тоже не помнил. С того момента, как я вошел в квартиру, и до этой минуты я не помнил ничего й ощущал только легкий приступ тошноты. Я вылез из постели в чем мать родила, и к тошноте прибавилась головная боль.
— Помоги мне найти джинсы, попросил я. — У меня там таблетки.
— Вот почему Бог воспрещает пьянство, — пробормотал Кмузу.
Я взглянул на него. Глаза у него слипались — поднос опасно накренился. Сейчас кофе и апельсиновый сок разольются по моей постели. Но в тот момент вовсе не это было для меня главным.
Под кроватью одежды не оказалось, хотя там было наиболее вероятное местонахождение. Ее не было ни в кладовой, ни в прихожей, ни в ванной, Я осмотрел обеденный стол в кухне. Безрезультатно. Наконец я нашел ботинки и скомканную рубашку в книжном шкафу, между детективными романами Лутфи Года, палестинского писателя середины двадцать первого века. Джинсы были аккуратно сложены на письменном столе между несколькими толстыми пачками компьютерных распечаток.
Еще не натянув штаны, я выхватил коробочку таблетками и поспешил обратно в спальню. Я хотел тайком проглотить десяток соннеинок и успеть запить их апельсиновым соком.
Но я опоздал. Кмузу стоял, с ужасом наблюдая сладкую липкую лужу желтого цвета, расползавшуюся по простыне. Он поднял глаза.
— Я сейчас все уберу, — сказал он, проглотив слюну. В его лице читался страх, вызванный боязнью потерять теплое местечко в Большом Доме и отправиться в изгнание на уборку урожая — в поля, вместе с остальным рабочим быдлом, без протекции и квалификации.
— Не переживай, Кмузу. Дай-ка лучше мне эту чашечку…
Раздалось шуршание, и кофейная чашечка с блюдцем соскользнули с подноса следом за соком. Ну что ж, по крайней мере, кофе прикрыл собой ядовито-желтое апельсиновое пятно.
— Яа Сиди…
— Принеси мне стакан воды, Кмузу. Побыстрее. Ну и ночка была! Сперва у меня появилась блестящая идея направиться после работы в Будайен.
— Давно я никуда не выходил по вечерам, — сказал я Кмузу, приехавшему за мной в участок в конце рабочего дня.
— Хозяину дома было бы приятно знать, что вы целиком заняты порученной вам работой.
— Конечно,
— Если вы поедете туда, вы поздно вернетесь домой, яа Сиди!
— Знаю. А что, лучше, если я напьюсь с утра? Сейчас у нас масса времени.
— Но хозяин дома…
— Здесь поверни налево, Кмузу. Немедленно. Вот так.
Я не собирался спорить с ним. Я просто приказал ему повернуть на север и ехать по извилистым городским улочкам. Мы оставили автомобиль на бульваре и вошли в ворота Будайена.
Клуб Ио-Мама на Третьей улице тесно связан с северной стеной квартала. Роки нахмурилась, увидев, что я сел поближе к бару. Она была плотно сбитой коротышкой с черными жесткими волосами и к тому же, как помощник бармена, не особенно радовалась моему визиту.
— Вы хотите проверить лицензию, офицер? — хмуро спросила она.
— Полегче, Роки. Я хочу только джина и бингары. — Я повернулся к Кмузу, который стоял рядом. — Подваливай, — кивнул я ему.
— Кто это? — спросила Роки. — Твой слуга или как?
Я кивнул еще раз.
— Принеси ему то же самое. Кмузу протестующе поднял руку.
— Пожалуйста, содовой.
Роки взглянула на меня: я едва заметно помотал головой.
Ио-Мама вышла из своего кабинета и улыбнулась мне:
— Марид, как дела? Давно тебя не было видно.
— Все дела… — ответил я.
Роки поставила стаканы передо мной и Кмузу.
Ио-Мама похлопала его по плечу.
— А твой хозяин — не промах, — с восхищением сказала она.
— Знаю, — согласился Кмузу.
— Мы все это знаем, не правда ли? — сказала Роки, слегка скривив губы.
Кмузу отхлебнул джина с бингарой и поморщился.
— У этой содовой странный привкус, — заметил он.
— Это от лимонного сока, — поспешил объяснить я.
— А-а-а… — протянул Кмузу и еще раз снял пробу.
Ио-Мама хмыкнула. Она была самой большой женщиной, которую я когда-либо встречал, — крупной, сильной и почти неизменно дружелюбной. У нее был громкий, но хриплый голос и замечательная память на тех, кто задолжал ей или сделал какую-нибудь пакость. Когда она смеялась, у всех окружающих выплескивалось из стаканов пиво, а когда бывала сердитой, не многим хотелось оказаться поблизости, чтобы узнать, чем кончится дело.
— Твои друзья вон за тем столиком, — указала она в глубину бара.
— Кто?
— Махмуд, Халф-Хадж и этот сопливый христианин.
— Мои бывшие друзья, — сказал я. Ио-Мама пожала плечами. Я прихватил свой стакан и направился к ним. Кмузу последовал за мной.
Махмуд, Жак и парнишка-американец Абдул-Хасан, любовник Саида, сидели за столом у края сцены. Сначала они не заметили меня, занятые какой-то незнакомой мне танцовщицей. Я подвинул к их столику еще пару стульев, и мы с Кмузу сели.