Огонь подобный солнцу
Шрифт:
– С ней-то? Мы были в лодке, я не разобрал. А вот лодку мы здорово раскачали... – Алекс зажег потухшую трубку. – А ты не подумываешь жениться, обзавестись детьми?
– С меня хватит. В мире слишком много красивых женщин, чтобы жить с какой-нибудь одной.
Встав по ветру, Алекс помочился с обрыва.
– Чушь.
– Она умерла три года назад, Алекс. Для меня это прошедший этап.
– Может быть, ты и прав. – Алекс забрался на тропку. – Но тебе же не хватает заботы?
– Если бы я был женат, мне бы не хватало гор. – Коэн бросил последний взгляд на Чан-Шань. – С деньгами, которые мы
Алекс протянул руку и постучал костяшками пальцев по голове Коэна.
– Чтобы не сглазить.
– Знаешь, когда я падал с того моста, – сказал Коэн, – я в какой-то момент почувствовал, что мне все равно – жить или умереть.
– Я и говорю, тебе чего-то не хватает. Как и мне. Ноль эмоций – вот что. Полу хорошо: у него есть Ким. Они любят друг друга, и она сейчас ждет его в Катманду. А у нас с тобой никого.
Алекс убрал трубку.
– С тех пор как я побывал во Вьетнаме, я все никак не вернусь оттуда. Сюда я как бы только заглядываю. А иногда и заглядывать не хочется. Ненавижу человекоживотных.
– Не мучай себя так. – Он обнял Алекса на ходу. – Расскажи-ка мне лучше о той женщине в Бангкоке. Может, я тоже захочу с ней потрахаться.
– Она и не притронется к тебе, Коэн.
– Знаешь, мне приходит мысль вернуться в Париж. Если я смог жить здесь, то смогу жить где угодно. Это ведь мой дом. – Коэн сорвал травинку и принялся ее жевать. – Ты действительно хочешь на ней жениться?
– Я хочу, чтобы она была рядом. Хочу видеть ее лицо каждое утро, хочу, чтобы у нас были дети. Хочу чувствовать ее тело, обнимать его.
– Может, и мне этого не хватает.
– Ты же знаешь, время лечит любые раны.
– Тебе лучше знать.
– В хвосте плохо плестись из-за того, что приходится месить ногами конское дерьмо.
– Я вырос в Монтане и точно знаю, что дерьма всегда больше на подъеме. Это один из семи неизменных законов Вселенной.
– Немудрено с такой тяжестью. Как во Вьетнаме.
– А что там?
– В основном М-16. Несколько гранатометов, значит, и гранаты где-то здесь, на какой-нибудь лошаденке. Под тряпкой не разберешь.
– Проклятое ЦРУ! Неужели им не надоело воевать?
– Война – выгодное дело. Самое выгодное. Тебе известен один из самых плохо хранимых секретов о Вьетнаме? Мы же влезли туда, чтобы защитить ЦРУ, одно из звеньев их наркобизнеса в Золотом Треугольнике.
– Нет, я этому не верю.
– Спроси любого парня, работавшего в «Эр Америка» – грузовом транспорте ЦРУ – в шестидесятых, и он расскажет тебе о тоннах героина, которые они ежемесячно вывозили из Лаоса, Камбоджи и Южного Вьетнама, – черт, да мы целые лодки этого дерьма сплавляли иногда с речной охраной по Меконгу. ЦРУ грузило все это на самолеты и отправляло в Штаты, чтобы там были подобрее и посговорчивее, а миллиарды вырученных долларов шли на уговоры Конгресса и генералов, когда те чему-то противились. – Алекс спихнул с тропинки камень. – Когда мы убрались из Вьетнама, ЦРУ потеряло один из своих основных финансовых источников, малыш.
– У тебя мания подозрительности, Алекс.
– Если и да, то она основывается на том, что я видел и знаю. – Алекс замедлил шаг, чтобы посмотреть вперед, туда, где
– После чего?
– После того как понял, что наше общество зиждется на войне, что мы не можем существовать ни экономически, ни психологически, если у нас нет объекта для ненависти.
– С этой целью мы изобрели коммунистов. Те, против кого я воевал во Вьетнаме, даже и не слыхали про коммунизм. Они просто защищали свою родину от агрессоров, как поступал бы на их месте любой американец.
– До них мы ненавидели немцев и япошек, еще раньше – испанцев, мексиканцев, а еще раньше – англичан. – Коэн остановился, чтобы вытащить колючку из ноги. – Когда-нибудь мы подружимся с русскими и возненавидим итальянцев и голландцев или самоанцев и мадагаскарцев.
– Брось это. Ненависть порождает еще большую ненависть, так же как и одна война – другую. Мы же здесь, в этих волшебных горах, а не в Штатах. Забудь о мерзавцах из Пентагона и о налогоплательщиках, что их кормят, и наслаждайся тем, что видишь.
– Я вижу, что у нас авария.
Коэн побежал вперед, увидев, что одна из лошадей, поскользнувшись на краю тропки, упала на колени, ее передняя и задняя ноги свешивались со скалы. Те, что были привязаны впереди и сзади нее, попятились от неожиданного рывка веревок. Лошадь дернулась и, в ужасе заржав, полетела в Кали. Две шедших сзади и одна из передних лошадей стали сползать с тропки вслед за ней. Увидев, что четвертая лошадь тоже соскользнула с края, один из тибетцев рванулся вперед и резким взмахом сабли отсек остальных.
Коэн и Алекс бросились с тропки к обрыву и прыгнули в реку. Какой-то тибетец упал вместе с лошадью, он кричал и махал руками, а река уносила его прочь, яростно кружа.
Коэн по отмели побежал к лошади, лежащей со сломанным хребтом поверх груза. Он дернул за повод, пытаясь вытащить ее голову из воды. С вытаращенными глазами и раздувающимися ноздрями лошадь судорожно дергала передними ногами. Обшивка груза лопнула, и сквозь струю воды он увидел черный блеск винтовок.
– Сэм! – крик Алекса был едва слышен сквозь рев Кали. Коэн увернулся от удара копыта и встал на колени, пытаясь взгромоздить голову лошади себе на плечо, босые ноги скользили по дну. – Сэм! – яростно размахивая руками, кричал Алекс. Он потряс головой, показывая на лошадь. Двое тибетцев осторожно спускались со скалы; остальные бежали вниз по тропке туда, где спрыгнули в воду Коэн и Алекс. Алекс опять позвал его. Коэн отпустил лошадь и, с трудом преодолевая течение реки, по колено в воде пошел вверх, туда, где возле лошади с перебитыми ногами стоял Алекс.
– Смотри-ка!
Нагнувшись, Коэн увидел какой-то серый металлический предмет менее трех футов в длину, похожий на насос или компрессор цилиндрической формы. Он лежал на отмели там, где лопнула обшивка груза. Алекс ползал в воде, пытаясь ощупать его сбоку и снизу.
– Что это? – крикнул Коэн.
– Бомба!
– О Господи! Сматывайся же оттуда! – Схватив Алекса за руку, он толкнул его к берегу.
Тот вырвался, упал в воду, затем встал и, подбежав к бомбе, опустился рядом с ней на колени.