Огонь с небес
Шрифт:
Не дожидаясь команды, Араб рванул машину с места…
— Секи по сторонам!
— Уже!
Развив совершенно безумную для идущей под гору дороги скорость, мы мчались вниз, думая только об одном — не дать уйти. Расплатиться. С этим — с первым, а дальше и все остальные. Падлы, если их сжечь на костре — это и то не искупит того, что они натворили…
— Проходим пикап!
— Вижу!
Пикап дымился, был сорван капот и повреждена кабина. Никто по нам не стрелял, если кто-то и выжил, то он предпочел смотаться. Я тоже не стрелял — от ствола пулемета уже шел дымок, по-хорошему надо было бы сменить, но у меня не было возможности это сделать…
Вертолет взлетел с небольшого импровизированного полевого аэродрома в двух десятках километров от точки два.
Этот вертолет был удобен тем, что его… не существовало. Как не существовало и той батареи контейнерных самонаводящихся боеприпасов, которая только что нанесла удар по числящемуся гражданским объекту двумя десятками километров южнее. Вертолет официально числился не в армии, а за фирмой «Гаккеля», проходил контрольные испытания в горах для подтверждения маневренности, грузоподъемности и статического потолка. Он был одновременно и в ВВС, и в частных руках — боевая машина, по которой не ведется никакого учета. Равно как и батарея контейнерных самонаводящихся боеприпасов, она тоже была и армейская, и неармейская. Это было оружие последнего поколения — обычный контейнер, в котором располагаются двенадцать ракет вертикального старта и все системы обеспечения вплоть до небольшого дизель-генератора. Оно тоже проходило испытания здесь, в предгорье, потому что такими планировалось в будущем оснащать небольшие укрепленные районы для нанесения ударов в режиме: увидел — ударил. И здесь тоже не учитывался расход боеприпасов, они не получались со склада, хотя бы потому, что и на вооружение пока они не были приняты.
Все было — и в то же время ничего не было. Мощнейшее армейское оружие, даже не современное, а перспективное — было в руках неизвестно кого. Хотя… почему неизвестно. Тех, кто его производил. Имел свои интересы. И отстаивал их.
И беспилотники они тоже производили. И с теми, кто их покупал, имели давние и прочные связи…
После того, как стало понятно, что три машины ушли из зоны поражения, вертолет (он же доставил на место контейнер с ракетами на внешней подвеске) поднялся в воздух. Это был «Гаккель-92», новейший вертолет, только проходящий испытания. Скоростной вертолет с толкающим винтом. Только два завода в мире пока дошли до подобного: фирма Фрэнка Пясецкого в САСШ и организация Гаккеля в Российской Империи. После того, как САСШ прошли войну с Великобританией, исследования продолжал один Гаккель, уже вышедший на теоретически нереальную для винтокрылого летательного аппарата скорость в шестьсот пятьдесят километров в час.
Вертолет этот был небольшим и обтекаемым, чем-то он напоминал гражданские вертолеты «Сикорского», походящие на стремительных акул. В отличие от обычных вертолетов «Гаккеля», обвешанных вооружением на нелепых фермах «Г-92», наподобие истребителей пятого поколения, имел в стандарте только два внутренних отсека по бортам, где могли находиться по блоку НАР или по две управляемые противотанковые ракеты. Было в носу место и для бортового пулемета — но самого пулемета не было, не установили.
Но скорость у него была просто ужасающей. Не сопоставимой ни с чем. Когда спасатели переходили с неторопливых «Сикорский-80» на более легкие «Сикорский-59» — и то было непривычно. А тут — вертолет превосходил скоростью самую быструю машину Сикорского вдвое…
За управлением был опытнейший пилот-испытатель. В соседнем кресле сидели одновременно и штурман, и оператор вооружения. Оба они обладали вполне конкретными взглядами на ситуацию — и в стране, и конкретно на то, что происходило — и не задавали никаких вопросов, потому что все было правильно. Но ни один из них не пилотировал вертолет в реальной боевой обстановке…
Вертолет не набрал и трехсот метров и несся над землей на скорости примерно ноль и семьдесят пять от предельной, то есть чуть меньше пятисот километров в час. Все системы работали исправно, перед пилотом в очках, совмещавших изображение от видеокамеры низкого уровня, термооптического прибора и компьютера с математической
На соседнем сиденье оператор пользовался своей термокамерой, совмещенной с системой прицеливания. Термокамеры изначально было две, независимые, но как только одна выходила из строя — система моментально переключала обоих — и пилота, и оператора — на уцелевшую. А если были повреждены обе или был сбой — система моментально переводила аппарат в безопасный режим полета, снижала скорость — и можно было вернуться на базу по своим же следам. Этот вертолет был настолько умен, что представлял собой, наверное, переходное звено между пилотируемыми и беспилотными аппаратами. Да и в его конструкции был изначально предусмотрен пилотируемый и беспилотный вариант.
В десантном отсеке были двое. На двоих — у них были по две крупнокалиберные снайперские винтовки, три пулемета различных типов и несколько снайперских винтовок. Это нужно было потому, что вертолет тестировался на возможность его использования в воздушных снайперских патрулях и в качестве транспортного средства для команд быстрого реагирования. Поэтому вертолет был буквально набит оружием…
— Есть цель. На одиннадцать… — сказал оператор.
— Опиши…
Вертолет начал закладывать вираж.
— Две машины. Дистанция примерно полтора. Уходят к границе.
— Посылай.
В стандартном режиме пилот видел только то, что нужно для пилотирования. А оператор — для прицеливания. Но информацию можно было посылать друг другу.
В пилотских очках возникло изображение машин…
— Что за чертовщина? Их наши преследуют?
— Не знаю…
— Вот черт…
— Я даже не уверен, кто в какой машине…
— Нам нужно опознание. Давай, подлети поближе…
Каляев не ожидал такого.
Сначала им не удалось оторваться, доложили, что за ними идет машина. Потом прикрывающий его пикап не вернулся в строй, пулеметчик на преследующей их машине оказался опытнее и почти сразу добился попадания. Играть с ним в игры — последнее дело, поэтому он приказал гнать к границе, в пограничную зону. В конце концов — у них машина не хуже… должны уйти.
Потом, когда он уже подумал, что оторвались, в кармане завибрировал спутниковый телефон. Он оставил пулемет, достал телефон… и в этот момент скорее почувствовал, чем услышал, что какой-то аппарат преследует их по воздуху. Каляев был специалистом по тайной войне, много учился и мог различать вертолеты по звуку… но это было что-то необычное. Хотя какая сейчас разница…
— На связи…
— Хорошо меня слышишь?
— Слушай меня! — заорал Каляев. — Слушай, прежде чем ударишь! Вертолет — твой?!
— Догадливый… — Довольный смешок в трубке.
— Слушай! Сначала послушай!
— А то что? Убьешь?
— Деньги! Я знаю про деньги!
Тон моментально изменился.
— Где они, с…а?
— В Европе! В Европе!
Самое смешное, что говорили они про разные деньги. Невидимый собеседник на том конце спутника — про деньги, украденные со счетов, деньги от организованного рэкета, от пущенных в оборот алмазов Шахиншаха. Каляев — о деньгах Анахиты, которых в несколько раз больше — но Черная Гвардия, заговорщики про них не знали — ни одна из групп заговорщиков. Каляев знал о них немного, но достаточно, чтобы начать поиски. В конце концов, Анахита сняла и передала ему немалую сумму, чтобы снять ее без положенных в Европе процедур — она снимала их с разных счетов. Законных наследников этих денег — кровавых денег — больше не было, и Каляев был последним, не считая адмирала Воронцова, носителем информации о них. С возможностями, какие были у его собеседника, можно было и попытаться.