Огонь в его ладонях. Без пощады
Шрифт:
— Ну и свалка, — произнес он. — Хаакен, ты жив?
— Жив, — ответил Хаакен.
— Ты только взгляни. Здорово они его отделали.
— Сам напросился. Лучше посмотри, из чего можно сделать носилки.
— Сам напросился, говоришь? Неужто у тебя сочувствия нет?
— К дуракам — нет.
— Не такой уж он и дурак. Ему удалось снять осаду.
Битва в лагере подходила к концу. Люди Ученика бежали.
Если бы Валиг сумел организовать преследование, то никто бы из них не спасся. Однако в царившем хаосе сделать это было невозможно, и Хали с Эль Надимом сумели собрать достаточное число
— Теперь я дважды твой должник, — прохрипел Гарун. Браги и Хаакен стояли над ним, разминая затекшие от тяжести носилок мышцы.
— Да, — пробурчал Браги. — Спасать тебя для меня становится привычкой.
— А вон и старикан, — прошептал Хаакен.
Пыхтя от усилий, к ним приковылял Радетик. Казалось, что черты его лица в свете пожара постоянно меняются самым причудливым образом. Он упал на колени рядом с Гаруном.
— Пусть вид крови вас не беспокоит, — сказал Браги. — Они просто измолотили его как следует.
— Я чуть было не достал его, Мегелин, — пытаясь изобразить улыбку, просипел Гарун. — Заклятие все-таки наложил. Пусть помучается от боли.
Радетик в ответ лишь молча покачал головой.
— Надо двигаться, — сказал Браги. — Хватай носилки, Хаакен.
К ним приблизились двое всадников.
— Отец… — прохрипел Гарун.
— Гарун? — Валиг посмотрел на Радетика и спросил: — Это он устроил всю заваруху?
— А кто же еще?
— Понимаю. — Сплюнув сквозь зубы, он посмотрел на Браги и Хаакена и спросил: — А это не те парни, которые вытащили его в прошлый раз?
— Те же самые. Делают неплохую карьеру. Разве не так?
— Похоже на то. Осмотри его раны и выслушай их рассказ. Я потолкую с тобой, после того как разделаюсь со всеми делами.
— Как скажешь…
— Поехали, Фуад!
Валиг с братом отъехали, чтобы покончить с царящей кругом неразберихой.
— Мы можем идти? — спросил Браги.
— Конечно. — Мегелин посмотрел на Гаруна, которого била дрожь, и сказал: — Все будет в полном порядке, парень. Но ты совсем отбился от рук. Как тогда в Аль-Ремише.
— У меня не было выбора, — заставив себя улыбнуться, произнес Гарун.
— Вопрос спорный. Тем не менее все обернулось как нельзя лучше. Если, конечно, тебе удалось сохранить зубы. Надеюсь, ты наконец освободился от своих навязчивых идей?
— Каких?
— Желания учинить мятеж и других глупостей. Ты еще молод, и у тебя впереди долгие годы жизни. Если ты их не сократишь. Ведь этих парней может рядом не оказаться.
Гарун смежил веки, его по-прежнему продолжало трясти. Действительно, каким же надо быть дураком, чтобы бросаться в бой наподобие Непобедимых Эль Мюрида, не думая о том, как из него выйти. Мегелин прав, у него впереди еще много лет, и он своим легкомыслием чуть было не сгубил свое будущее. Оказывается, его долг северянам был гораздо больше, чем он предполагал ранее.
Мегелин сердито нахмурился.
— В чем дело? — спросил валиг.
Радетик бросил взгляд на Хоквинда, но на обветренном лице генерала прочитать что-либо было невозможно. Всем своим видом он показывал, что «присутствует» и ничего более. Мегелин перевел взгляд на Фуада. Брат валига кипел яростью. В его лице Мегелин имел союзника. Это был самый типичный
Радетик припомнил одного из своих учителей, который некогда наводил на него ужас. Лишь через десятилетия он избавился от своего беспричинного страха и смог понять, каким образом учитель добивался желаемого результата. Сейчас он решил прибегнуть к методу этого педагога.
— Не помню сколько лет уже я влачу жалкое, рабское существование в этом богом забытом месте. — Ключом метода было преувеличенное негодование и чрезмерная напыщенность речи вкупе с неумеренной жестикуляцией и иными телодвижениями. Это было призвано пробудить в слушателях врожденный страх ребенка перед гневным отцом. — Снова и снова ты обращался ко мне за советами, лишь для того, чтобы их игнорировать. Сколько раз я собирался отправиться домой, и сколько раз моя воля оказывалась сломленной? Я сражался за тебя. Я ради Тебя переносил страдания. Я принес тебе в жертву свою карьеру. Я терпел бесконечные бессмысленные унижения от твоих родственников и подручных. И все это только ради того, чтобы спасти эту кучу выжженных солнцем камней в середине пустого, богом забытого места, населенного варварами. Я хотел спасти эту землю от хищных бандитов, хотя земля эта заслуживала лишь того, чтобы оказаться в их жадных лапах.
Он говорил горячо, выплескивая все, что накопилось на душе за годы бесплодной борьбы.
— Сколько сотен… Нет, сколько тысяч людей отдали свои жизни за это каменное недоразумение на холме? Я здесь успел состариться. Состариться раньше времени. Твои сыновья выросли здесь. Бесконечные ненависть, предательство и кровь еще в юности превратили их в старцев. И вот теперь ты хочешь оставить это место Ученику. Позор!
Радетик встал перед валигом, залихватски подбоченился и (даже Фуад был потрясен таким проявлением ярости) продолжил:
— Ради чего мы жили, спрашиваю я? Ради чего мы умирали? Если мы сейчас уйдем, то все эти смерти и жертвы окажутся напрасными.
— Мы, Мегелин, сражались за наши идеалы, — негромко, бесконечно усталым голосом произнес Юсиф. — И мы проиграли. Ученик победил нас не силой. Более того, мы в очередной раз побили его. Но наш идеал умер и остался лежать мертвым у его ног. Племенные вожди бегут от нас. Они знают, кому принадлежит сила и в чьих руках будущее. Оно находится в руках человека, которого мы не смогли убить. Человека, который за нескольких недель способен собрать огромную орду, готовую ворваться в проломы стен, чтобы грабить наши дома, бесчестить наших жен и убивать наших детей. Нам здесь больше нечего делать, если мы, конечно, не пожелаем отважно сложить головы за проигранное дело наподобие ваших западных рыцарей.
Перед лицом истины Мегелин не мог сохранить свой гнев. И он и Фуад проявляли упрямство лишь под влиянием чувств и из гордости. И результатом их упрямства могла стать только общая гибель. От Валигаейта осталось только его название.
— На севере положение не столь безнадежно, — продолжал Юсиф. — Абуд уже открыл глаза настолько, что увидел необходимость пригласить генерала. Может быть, доклады его собственных людей, воочию узревших врага, сумеют пробить брешь в стене его упрямства. За ним пока еще вся сила королевства, если, конечно, он пожелает ее использовать.