Огонь в затемненном городе (1972)

Рауд Эно Мартинович

— Пойдем, — сказал я.

Но Олев снова протянул руку к телефонной трубке.

— У нас должно быть алиби, — сказал он задумчиво, набрал номер своей тети и долго болтал с нею обо всякой ерунде.

— О каком алиби ты говорил? — не понял я Олева.

— Кто-нибудь мог видеть, как мы звонили отсюда, — объяснил он. — Если потом это дело начнут расследовать и на нас падет подозрение, можем сказать, что говорили только с моей тетей.

Я понял. На сей раз дело действительно обстояло

настолько серьезно, что на каждом шагу необходимо было соблюдать конспирацию.

Мы выбрались из будки телефона-автомата. Ноги словно сами собой понесли нас на Солнечный бульвар, туда, где жил Велиранд.

— Как думаешь, попадется он на удочку? — спросил я у Олева.

Мой друг лишь пожал плечами.

Ответ на мой вопрос дала сама жизнь. С момента телефонного разговора прошло минут десять — пятнадцать, как мы вдруг заметили в другом конце улицы мужчину, который приближался к нам. Полы пальто его развевались. Этот человек был нам хорошо известен — Велиранд. Он торопился в центр города.

В центре города находилась политическая полиция. Кроме того, в центре города находились еще кинотеатр и аптека, но сеанс в кино уже давно начался, а по внешнему виду Велиранда нельзя было сказать, что он не совсем здоров. Куда же еще в таком случае он мог направляться? К кому-нибудь в гости? Но для чего тогда нестись такой рысью? Следовательно, он торопился именно в политическую полицию. Неужели он действительно попался на удочку?

Мы с Олевом свернули в ближайший переулок, чтобы не соваться под нос Велиранду, и скоро расстались.

Ночью мне плохо спалось. Меня мучили разные сновидения, в которых Велиранд и оккупанты играли немаловажную роль. Несколько раз я просыпался в испарине от страха. Но я не придаю сновидениям вообще никакого значения. Ведь сны отражают то, что мы видели или пережили наяву. И я не верю, что по снам можно предсказывать будущее. Поэтому утром я был довольно спокоен, хотя и видел во сне, что сижу за решеткой в тюрьме.

— Уж не болен ли ты, что-то ты очень бледный, — сказала мама, когда я сел завтракать.

— Чувствую себя великолепно, — ответил я с максимальной бодростью в голосе.

У меня не было ни малейшего желания тратить время на измерение температуры.

В подтверждение своего заявления я вынужден был съесть две полные тарелки каши из ржаной муки, потому что мама частенько пыталась определить состояние моего здоровья по моему аппетиту.

Затем я поспешил в детский сад и договорился, какие продукты привезти из подсобного хозяйства. Еще немного времени ушло на то, чтобы запрячь лошадь, и вскоре у дома Олева прозвучал мой сигнальный свист.

Олев не заставил себя ждать. Мы снова уселись на облучок, и бедной коняге, несмотря на ревматизм,

пришлось трусить рысью больше, чем когда-либо до этого.

Честно говоря, торопиться нам было некуда. Мы сделали все, что было в наших силах. Ловушка для Велиранда была приготовлена. Но попадется ли Велиранд в нее или нет — это уже от нас не зависело. И все же мы хотели как можно быстрее попасть на Хаасвялья. Мы хотели найти хотя бы крохотную примету того, что наш телефонный звонок дал какой-то результат. Ведь, честно говоря, у нас было мало надежд, что нам удастся обмануть опытного провокатора.

Казалось, время едва тянется. Хотя я часто взмахивал кнутом и лошадь трусила из последних сил, дорога казалась удивительно долгой, будто бы кто-то специально удлинил километры. А получилось так, что мы вообще и не попали на Хаасвялья.

На развилке дороги стоял патруль самооборонщиков.

Один из них преградил нам путь и махнул рукой, чтобы я остановил лошадь.

— Куда едете?

— В Т якена, — ответил я, стараясь придать своему лицу выражение крайнего изумления.

Тякена называлось место, где находилось подсобное хозяйство.

— Дорога закрыта, — сказал самооборонщик. — Вам придется ехать в объезд.

— А что случилось? — спросил Олев.

— Ничего не случилось, — буркнул самооборонщик. — Просто дорога закрыта.

В этот момент позади нас послышалось гудение мотора и мимо пронесся грузовик, в кузове которого было полно солдат.

— Машина же поехала прямо, — сказал Олев. — Неужели же мы на лошади не проедем?

— Не будем обсуждать, — сказал самооборонщик, словно бы рассердившись. — Сказано вам, и все.

— Большой тут объезд? — спросил я.

— Пять-шесть километров, — сказал патрульный и отошел от повозки.

Здесь на развилке собрались и другие люди, которых не пускали дальше. Одна пожилая женщина подошла к нам и многозначительно шепнула:

— Вы, ребятишки, и не думайте ехать дальше! На Хаасвялья облава. Они могут и стрелять начать.

У меня сердце чуть не выпрыгнуло из груди от радости! Но я не подал виду. Я уже научился скрывать и огорчение и радость.

— Что еще за облава? — безразличным тоном поинтересовался я.

— Парашютистов, сыночки, ловят, настоящих парашютистов, сброшенных с самолета!

— Не знаете, поймали кого? — спросил Олев.

— Всех поймают, — ответила тетенька. — Весь луг Хаасвялья полон солдат.

Мы решили все-таки отправиться в объезд. Иди знай, как долго собираются солдаты лазать по катакомбам, а картошку ведь надо доставить в город.

Лошадь пошла шагом. Нам больше некуда было торопиться. Все стало ясно.