Огородная ведьма

Журавлева Юлия

Заодно дерну магов, раз вернулись. Они должны понимать в лечении всяко больше, чем я.

Маги нашлись возле кухонного стола, застеленного какой-то простынкой или плотной материей, на которой лежали не то целые монстры, не то их части — я не вглядывалась. В другое время за подобное самоуправство я бы высказала обоим и потребовала убрать все со стола и вообще из дома и больше так не делать.

Сейчас же было немного не до того, но зарубку поругаться по этому поводу потом я себе сделала.

— У меня для вас дело есть, — с порога

начала я, привлекая внимание.

На описание ситуации ушла пара минут, в ответ маги переглянулись.

— Я не способен лечить, вчерашнее простейшее воздействие не в счет, — сразу открестился чернокнижник.

Я перевела взгляд на Мартина.

— У меня целительство всегда слабее всего шло, — признался парень, опуская глаза.

— То есть вы, два мага, гроза нечисти, не можете хотя бы сбить температуру у одного ребенка? — уточнила я, начиная заводиться.

Что за дурацкая сила, если она у всех настолько однобокая?

— Ты можешь, — шагнул ко мне Зоран, синева в его глазах стала ярче и глубже. — Ведьма — это воплощение жизни, ты можешь ее поддержать, иногда даже вдохнуть или, как сейчас, направить в нужное русло жизненные токи организма.

— Это все отлично звучит, но я просто не представляю, как, что и куда направлять!

— Тогда начни с простого — с приготовления зелья, — выдал этот умник.

Я думала, что только пугало способен на подобные советы в стиле “тыжеведьма”.

— Я здесь все обшарила, у бабки не было ни одного рецепта!

— Галя, успокойся, возьми себя в руки, — заявил чернокнижник, но вопреки собственному совету взял меня в руки сам, вернее, положил свои горячие ладони мне на плечи. — Ты способна придать еде любые свойства, главное — вложить их. Или, если надо еще проще, то слабые ведьмы обычно усиливают уже имеющиеся свойства веществ. Просто выбери нужное — и приготовь.

Вот это “просто возьми и сделай” попахивало дешевой мотивацией, лившейся в моем мире нескончаемым потоком из каждого утюга и от каждого шарлатана, гордо именующего себя “коучем”.

Какое, к черту, просто, когда речь идет о непонятном и неподвластном мне колдовстве?!

Поняв, что большего я здесь не добьюсь, я сбросила руки мага и полезла в подпол. Там я видела банку с малиновым вареньем, а еще пучки разных трав, о свойствах которых мне когда-то рассказывала бабка. Набрав всего понемногу, я вылезла и пошла на выход. Но, не удержавшись, обернулась.

— Чтобы к моему возвращению все было чисто, — приказала я. — И чтоб больше никакой мертвечины в доме.

— Это не мертвечина, — попробовал возразить Марти.

— Тем более, — с нажимом произнесла я и вышла.

За окном постепенно сгущался вечер, поедая яркие краски и окрашивая все в сине-серый. Только верхушки деревьев были подсвечены золотом уходящего солнца. В потемках деревня выглядела еще мрачнее и печальнее, отлично резонируя с моим настроением.

Люди верят в ведьму, люди ей помогают делом и хлебом, пусть сами не богаты

и лишнего здесь явно нет. И когда кому-то из них нужна реальная помощь, я должна хотя бы попробовать. Если во мне все же дремлет какая-то волшебная сила, самое время ей проявить себя.

Лютону легче не становилось, он по-прежнему горел и метался в кровати, начиная бредить. Жар шел от него, как от натопленной печки.

— Ничего не обещаю, я совсем начинающая ведьма, но попробую, — пробормотала я, принимаясь “колдовать” над кипятком, банкой малинового варенья и травами.

Я очень хотела, чтобы мальчик поправился, и вовсе не для того, чтобы отработать помощь местных, а просто. Просто хотела помочь.

Ледяная вода в жаркий день, очевидно, вызвала ангину, помню, сама так переболела в детстве, тоже у бабушки в деревне. Значит, нужно успокоить горло и сбить температуру, пока это не стало слишком опасно. Ведь и тогда ба меня без антибиотиков и жаропонижающих выходила. Хотя, наверняка без ее силы не обошлось…

Я сменила у постели вымотавшуюся мать, уже немолодую женщину, не спавшую всю предыдущую ночь. Отец ушел сам, ему в поле рано поутру вставать, два старших брата еще какое-то время заглядывали, но, видимо, тоже легли.

Остались мы с Лютоном и нервно горящая свеча. Фитилек дрожал, словно боялся. По маленькой комнатке, отведенной больному, метались резкие, дерганные тени. Каждые пять-десять минут я ложкой осторожно вливала получившийся малиново-травяной взвар между растрескавшихся губ. Кажется, к середине ночи мальчик немного успокоился, перестал бредить и затих. Дыхание выровнялось. Ближе к рассвету, когда свеча почти прогорела, а за окном появилась тонкая зеленовато-голубая полоска, жар начал спадать. Или это я настолько устала и вымоталась, что не могла здраво оценить его состояние, принимая желаемое за действительное.

Кажется, с первыми лучами солнца я уснула сама.

А проснулась на свежезастеленной кровати, на которой до меня лежал больной. Сейчас в комнатке никого не было, и это взбодрило похлеще ведра колодезной воды. Откинув одеяло, с самыми страшными мыслями о том, куда и почему пропал мальчик, я распахнула дверь и едва не попала ею в одного из старшеньких с носом налево.

— О! Ведьма! А я уж будить тебя шел! — обрадовался он то ли мне, то ли тому, как ловко отскочил от тяжелой двери.

— А где Лютон? — севшим голосом спросила я.

— Так вон сидит, блины уплетает, — кивнул в сторону парень.

Я вышла в комнату, где действительно сидел довольный румяный мальчишка, вокруг него хлопотала мама, подкладывая ему горячие блинчики прямо со сковородки.

— О! Госпожа ведьма! — заулыбалась женщина. — Садитесь скорее, мы и вас накормим!

— Ты как? — спросила у Лютона, трогая его лоб — сам он целиком запихнул в рот очередной блин и в ближайшие две-три минуты вряд ли мог ответить.

— Угумс, — промычал он, что, видимо, означало “отлично”.