Ограниченный контингент
Шрифт:
Проверяющий был в растерянности – курсанты размножались на глазах. В первый раз получилось сто пятьдесят пять человек, во второй – уже под двести, при том, что по списку должно было быть сто сорок…
Отчаявшийся подполковник взял стул и сел напротив входа в казарму. Теперь самовольщикам незаметно проскользнуть не удалось бы до самого подъёма…
– Тьфу ты, чёрт. Темно, как у негра в жопе. Деревьев тут понавтыкали.
Две тени выползли из уктусского леса к училищному
– Пруха, помоги, высоко. Да блин, тормоз ты грёбанный! Аккуратнее, тут колючку солидолом намазали, изобретатели.
Перемахнули через забор и двинулись в сторону казармы. Вацлав продолжал вполголоса ругаться:
– Господи, какой же ты всё-таки придурок! Баба на тебя чуть ли не сама залезала. Чего ты залип, засранец, а?
– Товарищ сержант, да я засмущался чего-то…
– Идиот! Какой я тебе сержант? Через два месяца оба лейтенантами станем! Ленка ржёт, спрашивает, где я такого лоха музейного откопал… Навязался ты на мою голову!
– Так я это… Вы же сами приказали с вами идти, товарищ сержант.
– Ы-ы-ы, полудурок! Вацлав! Вацлав я тебе, а не товарищ сержант!
В темноте обозначалось движение, звякнуло железо, срывающийся тонкий голос пропищал:
– Стой, кто идёт?! Стрелять буду!
Скачек поймал за рукав пытающегося убежать Прухина и крикнул в ночь:
– Спокойно, салага, свои! Господа офицеры идут, четвёртая рота! Не бзди.
– А… Удачи!
Подошли к тыловой стороне казармы, обнаружили белеющий в ночи знак тревоги на балконе учебного класса.
– Вот блядь! Засада. Ты, Пруха, смени фамилию, чтобы в заблуждение порядочных людей не вводить. Одни неприятности приносишь. Свистеть умеешь?
– Никак нет.
– Хреново. Я тоже не умею. Давай, как умеешь.
Ночь наполнилась удивительными звуками, способными довести до воспаления мозга любого орнитолога.
– Фррр! Фррр! Хью-хью! Ш-ш-ш-ы! Да блин, чего делать-то?
– Товарищи члены Государственной комиссии, курсант Тагиров к сдаче экзамена по партийно-политической работе готов!
Экзаменаторы выглядели очень странно, а самый злой представлял из себя натурального ворона, торчащего покрытой чёрными перьями шеей из генеральского мундира.
– Ну-ка, карр – кур-р-рсант, рр-аскажите о политических р-работниках в войске Вещего Олега!
– Не… Не могу знать о таких, товарищ генерал!
– Позор-р-р, карр-кур-р-рсант, а волхвы? Оценка два!
Генерал взмахнул крыльями, подлетел к Марату и начал долбить в голову острым кривым клювом. «Вылитый Скачек!» – подумал Тагиров и проснулся.
Часы показывали полпятого утра. Марат спрыгнул с койки и выбежал босиком на центральный проход.
Казарма пыхтела, сопела и бормотала во сне. Все звуки перекрывал мощный храп раскорячившегося на стуле у входа подполковника…
Марат выскочил на
– С-с-скотина ты, Тагиров! Мы тут сдохнем скоро. Поднимай давай.
– Сейчас, ребят на помощь позову.
Технология была отлажена давно – скрутили и связали простыни, сбросили вниз. Скачек принял и ловко обхватил вокруг тела конец.
– Вира помалу!
Покряхтели, подняли. Вацлав перевалил через перила и дал Марату щелбан.
– Тормоза! Один бабу оприходовать не может, другой дрыхнет!
С Прухином оказалось гораздо сложнее – под шипящий мат товарищей он долго путался в простынях. Наконец, обвязался. Начали поднимать.
– Ну ты, сука, тяжеленный! Взяли! Ещё – взяли.
Простыни опасно трещали. Жилы надулись, искаженные натугой лица побагровели…
Игорь попытался помочь, оттолкнулся от стены сапогами и начал раскачиваться.
– Придурок, не качай!
Простыни взвизгнули и разорвались. Раскорячившийся Пруха пролетел восемь метров, грохнулся на асфальт и застонал.
Вацлав сплюнул вниз.
– Сходили на блядки, блин. Пошли за ним, проверяющему сдаваться.
Прухин неловко попрыгал, белея загипсованной ногой. Поднял упавшие костыли и прилип к окну.
Церемония выпуска 1986 года в Свердловском высшем военно-политическом танко-артиллерийском училище заканчивалась.
Голос полковника Донченко гремел над плацем:
– К торжественному маршу! Поротно! На одного линейного дистанции! Первая рота – прямо, остальные напр-ВО!
При повороте курсанты первого, второго и третьего курсов одновременно рванули с левого рукава и бросили на плац нашивки, обозначающие номер курса. Повзврослев сразу на год…
Оркестр грянул «Прощание славянки».
…Дрогнул воздух туманный и синий,И тревога коснулась висков,И зовёт нас на подвиг Россия,Веет ветром от шага полков…Под этот марш уходили эшелоны на фронт Великой, несправедливо забытой Первой мировой войны…
И курсантские роты – в подмосковные окопы, чтобы ложиться юными жизнями под немецкие танки…
Под эту музыку через два с половиной года, в трёх тысячах километрах на юг, последние наши солдаты будут уходить по мосту через Амударью…
А ещё позже – на войну чеченскую, Первую и Вторую…
И будут ещё войны. И будут грохотать сапогами роты.
До тех пор, пока есть Россия…