Огромный бриллиант
Шрифт:
Дверь открывается, закрывается, и я останавливаюсь.
На секунду.
В коридоре тихо, что так не свойственно для обычно оживленного музея. Я толкаю дверь и следую за ней. Она стоит у раковины и брызгает воду на лицо.
— Ты в порядке? — спрашиваю я, подходя к ней. Здесь три кабинки, и все они пустуют. Эхо чьих-то шагов затихает в коридоре.
Она качает головой. Я подхожу, кладу руку ей на поясницу и аккуратно поглаживаю. Она вздрагивает.
— Ты плохо себя чувствуешь? Болит голова из-за вчерашней ночи, или что?
Раздается скрип двери, и мы замираем. Дверь снова закрывается, но я
Она разворачивается, хватает меня за рубашку и тащит в кабинку.
— Я не могу больше притворяться.
Я опускаю плечи. Мои конечности наливаются тяжестью. Видимо, я отказал ей слишком грубо.
— Ты о помолвке?
— Нет. С ней все в порядке. Фиктивная помолвка — не проблема, — говорит она, глядя на меня.
Я никогда не видел в ее карих глазах столько напряжения, будто она собирается штурмовать отвесную стену. Она даже не моргает.
Я морщу лоб.
— Тогда в чем проблема? — мне действительно любопытно, потому что если речь идет не о наших фиктивных отношениях, то у меня нет ни малейшего понятия, о чем она.
Ее хватка на моей рубашке усиливается. Челюсть сжата. Она выдыхает через нос. Я никогда не видел Шарлотту такой.
— Что я сделал не так?
— Прошлая. Ночь, — бормочет она, произнося каждое слово отдельно.
— Что прошлая ночь?
Выглядя огорченной, она закрывает глаза, но, сделав глубокий вдох, снова открывает их. Кажется, ее резкость немного поутихла.
— Ты просто притворяешься, что ничего не произошло.
— Нет, — говорю я быстро, пытаясь защитить себя, — я этого не делаю.
Но на самом деле именно этим я и занимаюсь весь день. И прилагаю для этого все усилия.
— Ты делаешь именно это. За завтраком ты вел себя именно так. Мы просто делаем вид, что ничего не замечаем, но я так не могу, — говорит она довольно жестко, и это одно из того многого, что меня восхищает в Шарлотте — ее упорство и сила воли. — Ты не дал мне высказаться, но я должна кое-что знать. Я говорила тебе, что из меня хреновая лгунья, и это на самом деле так. Я абсолютно ужасный врун. Даже вчера вечером, когда я сказала, что мой отец был медбратом — это все-таки было правдой.
Вот и еще одна черта, которую я люблю в ней — она чертовски честная.
— Ладно, что ты хочешь знать? — спрашиваю я, и по коже пробегает нервная дрожь. Гребаные нервные мурашки скачут по мне, как обезьяны.
Словно могло быть иначе.
Она закатывает глаза.
— Серьезно, Спенсер?
Я вытаскиваю руки из карманов.
— Видимо, да. Почему бы тебе просто не объяснить мне? Что ты хочешь знать?
Она скручивает ткань моей рубашки в руке, притягивая меня ближе, и в доли секунды расстояние между нами уменьшается. До этого нас разделял целый метр — достаточно, чтобы гормоны оставались спящими. Теперь они проснулись, захватывая в свою вихревую воронку. Повышая температуру еще на несколько градусов.
— Я тебя не привлекаю?
Моя челюсть падает. В голове звенит. Должно быть, она сумасшедшая.
— Ты серьезно?
Она кивает.
— Отвечай на вопрос, Холидей. Это твое «давай просто сосредоточимся на том, чтобы остаться друзьями». Дело в этом, да?
— Ты великолепная. Прекрасная. Потрясающая, —
— Ты все еще не ответил на вопрос.
— Я сказал, что ты красивая.
— Ты сказал бы то же самое и о Харпер. Тебя влечет к Харпер?
Я с трудом сглатываю. Стараюсь подобрать нужные слова, но все, что приходит в голову — картинки прошлой ночи. То, что я вытворял с ней в своих фантазиях, находясь дома наедине с собственной рукой — все те гребаные вещи, которые мечтаю сделать с моей лучшей подругой. Потому что меня дико влечет к ней — и я узнал об этом в последние сорок восемь часов. Это словно притяжение всех уровней стратосферы с мощностью реактивного самолета.
— Я похож на сумасшедшего? — спрашиваю я с напряжением в голосе. Я в восторге от ее вопроса, но, вместе с тем, он меня жутко бесит, и сейчас у меня такой чертовский стояк, потому что весь этот проклятый день я должен был притворяться, что мы просто друзья.
— Ты действительно хочешь, чтобы я ответила?
— Да.
— Нет, ты не похож на сумасшедшего. Ты выглядишь раздраженным. Прямо как я. Так что, думаю, мы оба в бешенстве.
— Нет, я не взбешен, — говорю я и хватаю ее руку, распрямляя пальцы, а потом прижимаю ее тело к себе, — я не взбешен. Я чертовски возбужден. Потому что я был бы безумцем, если бы не увлекся тобой, — говорю я ей.
Ее глаза загораются, как бенгальские огоньки. Еще одна прекрасная черта в добавление к вышесказанным. В ее зрачках пляшут озорство и радость.
— Правда? — и это все, больше ни нотки гнева. Она мягкая и пушистая, а голос, доносящийся до меня, заставляет хотеть ее еще больше. Вынуждает хотеть услышать, как она этим голосом будет произносить что-то другое.
— Да, — произношу я сквозь зубы. Обнимая за талию, я прижимаюсь к ней еще сильнее и провожу пальцем по ее подбородку. — Но к лучшей подруге не должно быть влечения. Это неправильно. Мне, вероятно, придется пройти обследование, чтобы избавиться от этой нереальной тяги к тебе. Я попросил бы врачей излечить меня от этого, но они скажут: «Простите, сэр, но это распространилось на весь организм, и мы не можем справиться».
Ее улыбка становится шире.
— Правда? — спрашивает она, но это вряд ли вопрос — больше похоже на утверждение.
Теперь, когда она вызвала меня на разговор, я не отступлю. Это не в моем стиле.
— Не заставляй меня доказывать это, — говорю я, легко толкая ее.
Ее глаза искрятся.
— Докажи мне.
— Вызов принят.
Уже через несколько секунд я скольжу рукой под ее юбку, и у нее перехватывает дыхание, когда она понимает, что я делаю. Кончиками пальцев я сжимаю мягкую плоть ее бедер. Добравшись до трусиков, провожу указательным пальцем по хлопковой ткани. Они влажные, и мой член поднимается выше самого высокого небоскреба. Я стону. Не отрывая от нее глаз, проникаю одним пальцем под трусики. Ее плечи дрожат, и моя кровь закипает, когда пальцем я начинаю двигать по ее влажной, горячей, гладкой киске. Затем я провожу им по своим губам и вдыхаю ее влагу. На вкус она, как в моих фантазиях. На этот раз мой стон разносится раскатом грома. Он прокатывается по всей дамской комнате, и Шарлотта трепещет в моих объятиях.