Огуречный бизнес попаданки

Иконникова Ольга

И вот там-то я его и нашел!

Но нет, это было не письмо. Когда я нажал на нужный деревянный лепесток в ножке этажерки, и ящичек открылся, я увидел там браслет. Красивый золотой браслет в виде змейки. Тот, который я несколько месяцев назад подарил Жасмин. Тот самый, который у нее якобы украли.

Глава 42. Герцог Клермон

Браслет не мог попасть в тайник случайно. И уж, конечно, положить его туда не мог никто, кроме Жасмин. Даже если бы кто-то другой, кроме нее, знал

об этом месте, то он скорее достал бы что-то оттуда, а не положил драгоценность туда.

Я вспомнил день, когда мадемуазель Эванс обвинила в пропаже ту девицу из деревни. Мне хотелось бы надеяться, что в тот момент моя невеста и сама думала, что браслет был украден. Думать о том, что Жасмин могла намеренно солгать, было неприятно. Но даже если она нашла браслет уже после того, она как минимум предпочла об этом промолчать

Как ни странно, но осознание того, что мадемуазель Эванс оказалась не слишком честна, меня совсем не поразило. Наверно, мне следовало просто порадоваться, что эта девушка так и не стала моей женой.

Впрочем, мысли об этом быстро отошли на второй план. Я снова занялся поисками письма. Я осмотрел еще несколько гостевых комнат, но ничего полезного не нашел. Дом был слишком большим, чтобы можно было тщательно осмотреть его за один день. Конечно, я велю Мэнсфилду продолжить поиски после моего отъезда, но не сильно надеялся на то, что дворецкому удастся сделать то, чего не смог сделать я сам.

Кем бы ни был преступник, сомневаться в его уме и хитрости не приходилось. В особняке было много лестниц, подвалов, потайных ходов, и хотя прятать что-то в любом из этих мест для гостя было довольно опасно (его мог увидеть кто-то из слуг и доложить мне об этом), исключить такой вариант я всё-таки не мог.

Время приближалось к полудню, но когда мадам Шабри спросила меня, не хочу ли я отобедать, я отрицательно покачал головой. Я не мог позволить себе тратить этот день на сидение за столом.

Проверил я и фехтовальный зал, и художественную мастерскую. Первый почти не имел потайных мест, а вот в мастерской спрятать письмо можно было где угодно. И мне пришлось провести тут немало времени, прощупывая расставленные на мольбертах и возле стен полотна.

Так и не дописанный портрет Жасмин вызвал у меня только усмешку. Пожалуй, стоит отправить его оригиналу — мадемуазель Эванс вышла на нём совсем недурно. У маркиза Абеляра определенно был недюжинный талант.

Портрет белокурой девицы из деревни только подтверждал эту мысль. Она была изображена среди деревьев и цветов, и эта картина вышла у его сиятельства куда более яркой и необычной, чем та, на которую я смотрел минуту назад. Возможно, всё дело было в объекте рисования. Жасмин старалась придать своему лицу какое-то особое выражение, чтобы получиться на холсте особенно хорошо. А эта барышня просто была самой собой. Равно как и ее младшая сестра или племянница, или кем там ей доводилась эта шустрая девочка.

Возможно, следует отдать этот портрет им? В качестве компенсации

за несправедливое обвинение, которое наверняка стоило им не одного дня слёз. Мне стоило как минимум извиниться перед ней, и если бы я приехал сюда не на день, а на более продолжительный срок, то я непременно так бы и поступил. Но сейчас я не мог позволить себе терять время на поход в деревню. Я попрошу заняться этим Мэнсфилда. Он передаст ей извинения от моего имени и наверняка обставит всё наилучшим образом. Наверно, стоит присовокупить к портрету и несколько золотых монет. Кажется, семья этой девушки весьма нуждалась.

Тут я вдруг вспомнил о нашей первой встрече. Той, которая состоялась в Альенде. Если ее семья была небогата, то с какой стати ей понадобилось останавливаться в дорогой гостинице? Возможно, она была обыкновенной вертихвосткой, не знающей цену деньгам? Или, напротив, выбрала эту гостиницу специально, чтобы познакомиться там с состоятельным мужчиной?

Кажется, Жасмин говорила, что отец этой девушки был дворянином, и ее семья оказалась в деревне после его кончины. Должно быть, им оказалось непросто привыкнуть к новым условиям. В такой ситуации замужество оказывалось для нее самым логичным выходом из непростого положения.

— Ваша светлость, я проверил чердак! — на пороге мастерской стоял Мэнсфилд.

О результатах поиска его можно было не спрашивать — лицо его было печальным.

— Так быстро? — удивился я. Чердак был большим.

— Простите, ваша светлость, но там много пыли, — дворецкий заметно покраснел. — Мадам Шабри и единственная оставшаяся горничная не успевают наводить там порядок. И если бы кто-то ходил по чердаку, там остались бы следы.

— Да, вы правы, — признал я. — Боюсь, сегодня мы уже не сможем найти письмо. Вам придется продолжить поиски в одиночку.

— Вы уезжаете, ваша светлость? — расстроился он.

Знал бы он, что я ехал не в столицу, а под арест. Но об этом я предпочел умолчать.

Цель не была достигнута, и возвращаться в Эрден я вынужден был с пустыми руками. А это означало, что если меня признают предателем, то я лишусь и своего титула, и своего поместья. И я не видел способа этого избежать.

— Скажите, Меэнсфилд, та девушка, что изображена на этой картине, — я указал рукой на мольберт, — всё еще находится в деревне?

— Да, ваша светлость, — подтвердил он, немного удивленный моим вопросом. — Семья мадемуазель Ревиаль вернулась в старый дом, который принадлежит ее матери. Смею вас заверить, ваша светлость, это весьма почтенное семейство, и их уважают в деревне. Когда они приехали сюда, их дом был почти полностью разорен, и я был уверен, что они вынуждены будут сбежать отсюда, когда наступят холода. Но нет, они сумели тут обустроиться и ведут хозяйство весьма разумно. И Лорейн Ревиаль заботится не только о матушке, но и о своих племянниках. А тот случай, что произошел с браслетом мадемуазель Эванс… полагаю, что это не более, чем недоразумение.