Ох уж, эти детки!
Шрифт:
— с неприятной улыбкой процитировал Федька, беря гитару снова,
хоть каждый и должених тратить охотно,если желаетподдержки лорда…Толкование руны «феох» — «богатство» — из…
— …из "Древнеанглийской рунической поэмы"! — зло крикнула Саша. — Это все?!
— Нет! — вдруг также зло рявкнул Федька. — Могу еще спеть! Слушайте!.. — и, перехватив гитару, запел необычным, не похожим на свой собственный, сорванным голосом:
Уйдем— он не допел, хлопнул по струнам, медленно отложил гитару, как что-то хрупкое. В штабе опять стало тихо, но это была плохая тишина. Никто не смотрел друг на друга. И в этой тишине Макс сказал:
— Вот так договариваются до мыслей о коллективном самоубийстве.
Саша завозилась, коротко вздохнула. Закат почти погас. Снова стало тихо. Федька дотянулся, тронул струну — она заплакала. Поднял голову и очень спокойно сказал:
— А что? Может давайте?
— Что? — Саша снова завозилась. Федька усталой ноткой отозвался:
— Не надо, Саш… Все понимаешь, чего теперь… Не мы первые, не мы последние. А что еще делать, если мир такой… такой паскудный — уйти некуда, поменять ничего не поменяешь? Пробуем — и крайними слева остаемся… Как будто идешь, идешь по снежной целине, ноги вязнут, холодно, а впереди — ни одного огонька. И главное — знаешь, что их и не будет, огоньков, НЕ БУДЕТ. Так чего уж…
Саша на этот раз промолчала. Макс сказал тихо:
— И он вынул меч….
— …укрепил его рукоятью в камнях и навалился грудью на остриё,(2.) — закончил за друга Федор.
— А как? — все также тихо спросил Макс, отталкиваясь от косяка. — Ты подумал?
— Подумал. Вон там, над верстаком, укрепим петли. Потом за руки возьмемся и прыгнем.
— И будем висеть в мокрых штанах?(3.)
1. Стихи В. П. Крапивина.
2. Федька описывает много раз упоминаемый способ, которым кончали с собой викинги — их мечи имели не острое, а скругленное, но хорошо отточенное окончание клинка.
3. Макс озвучивает неприятный факт — при переломе позвоночника человек непроизвольно опорожняет кишечник и мочевой пузырь.
— Не будем. Тут невысоко, а мы не очень тяжелые. Позвоночник выдержит. Задохнемся и все. Это не очень долго, а не почувствуешь почти сразу ничего.
Снова наступило молчание. Долгое. Очень. Федька тронул струну, она уронила в темноту еще одну слезу. И тогда Макс сказал:
— Ну, давай. Может, там лучше будет. А может — никак… но это все равно лучше.
— Угу, — Федька поднялся и потянулся.
— Мальчишки!.. — Саша вскочила. Макс вдруг очень ласково сказал:
— Саш, мы тебя не заставляем. Ты уходи. Все нормально.
— Я не об этом! — в голосе девчонки звенел гнев, и Федька остановился, а Макс поднял брови. — Я не об этом! Разве это выход?!
— А разве нет? — Федька не сводил с девчонки глаз.
— Нет! — взвился голос Саши. —
— Она права, — Федька потер виски, прерывисто вздохнул, покрутил головой:
— Чего это на нас нашло?!
— Давление общего энтропийного поля, — сказал Макс. — На подростках оно особенно часто сказывается.
— Мальчишки, — осторожно сказала Саша, — вы передумали?
— Конечно, — кивнул Федор. — Зачем мучаться, если нас и так прибьют? — Макс и Саша засмеялись, а он подошел к стене с плакатом, изображавшим Эомера, и снял с креплений меч. Обнажил клинок и вытянул руку с оружием перед собой. — Ну и пусть ничего нет. Ну и пусть никому мы не нужны. У нас есть мы сами. И этого никому не отнять.
— "Долго ли мука сея будет, протопоп? — До самыя — говорю — Марковна, до смерти. — Ну, добро — ино еще побредем…" — без улыбки сказал Макс. — "Житие протопопа Аввакума".
— Вот-вот, — Федька кивнул. — Побредем. Побарахтаемся. По-бо-рем-ся! — и рассек воздух клинком, потом положил его на левую ладонь. Постоял, кусая губу, и заговорил: — Я… Гриднев Федор… клянусь на мече перед своими друзьями и перед нашей землей Русской, что… не сдамся и буду бороться за правду, за которую погиб стрелец Кузьма… и не отдам его память… на… на поругание, — он поднял глаза и протянул оружие Максу. Тот, помедлив, положил на оружие свою ладонь, а через миг легла Сашина рука, и два голоса повторили:
— Я, Ковалык Максим…
— Я, Климова Александра…
…- Весной в Марийской Республике трое пацанов повесились, — Саша открыла бутылку лимонада. Макс покачал головой:
— Саш, что-то у тебя сегодня….
— Ты дослушай, потом перебивай, — девчонка кинула в приятеля колпачком. — Они каких-то кроликов украли, их забрали, били в милиции, ну и «закрыть» обещали, потом отпустили, а они повесились… а через два месяца, вот, недавно, на телевидении программа была. Там такой молодой в мундире глазки выпучил, лицо благородное и честное сделал — и понес, и погнал… оказывается, никаких следов побоев не имелось, мальчишки, когда вешались, пьяные в дым были и вообще — у них наследственность плохая, кто-то у кого-то в семье лет сто назад с собой кончал. Никто их не бил, ничем им не угрожали… Конфетками накормили, чаем напоили, ласково поговорили и отпустили, а они, негодяи мелкие, насосались портвешку и удавились, чтобы милицию подставить… Только пацаны те, между прочим, не то что не выпивали — они не курили даже. А кролов украли, потому что жрать хотели. А что до побоев — так дураку ясно, что можно бить, а следов не останется, тут уметь главное…
— Саш, — Федор внимательно посмотрел на девчонку, — ты это к чему?
— А к тому, — она помотала пальцем, — что нам, мальчишки, сейчас надо быть осторожными и хитрыми. Каждый шаг выверять. Понимаете, мы сейчас почти подпольная группа под колпаком у Мюллера. Нас взять ничего не стоит. А потом скажут, что мы были шайкой малолетних алкоголиков, хранили в нашем штабе наркотики, оружие, боеприпасы, взрывчатку и ваххабитскую литературу, а кроме того, угоняли стада коров с ферм, чтобы продать их в соседней области. Ну а когда нас разоблачила доблестная милиция, мы ловко ушли от ответственности путем смерти.