Охота на Елену Прекрасную, или Open-Air по-русски
Шрифт:
А это что такое? Длинные тени мешали рассмотреть нечто странное, торчавшее из-под куста. Похоже на ручку от грабель и какие-то старые шмотки. К тому же, ветки не давали рассмотреть сверху, что же оно там валяется. Черт!
Едва не сшибив чашку с недопитым кофе, я соскочила с насиженного подоконника, скатилась по лестнице со второго этажа и выскочила в сад. Одна каменная лесенка, вторая, только бы нога не подвернулась на этих ступеньках. Я перепрыгнула через грядку с изувеченными маргаритками и уставилась на то, что торчало из-под смородинового куста. Ноги. Мужские ноги в синих джинсах
Я наклонилась, брезгливо вглядываясь в находку. Придется будить папеньку и Борьку – одной мне с этим типом не разобраться. Или пусть дальше спит, до всеобщего пробуждения? Ишь, смородину отряс…
И тут мне стало страшно. По-настоящему, до дрожи в коленках и стука зубов. Потому что до меня дошло, что сверкающие на траве красные капли – вовсе не смородина.
Кажется, я взвизгнула. Хотя это вряд ли – визжать для меня совершенно несвойственно. В общем, какой-то панический звук я издала, потому что блохастый кобель Панариных немедленно отозвался, залаял и озабоченно загремел цепью. В утренней тишине утробное гавканье прозвучало так зловеще, что я мгновенно заткнулась. Нервно потоптавшись на месте, ещё раз заглянув под куст и толком ничего там не увидев, я решила, что пора бежать за помощью. Возможно, человек ещё жив и истекает кровью, а я тут соседских собак пугаю.
И я помчалась обратно в Дом, пытаясь на ходу вспомнить, куда сунула вчера мобильник. Скорая, милиция, караул!!!
Да, караул я устроила ещё тот. Разбуженные моими воплями папуля и Борька рванули за мной, теряя на ходу тапочки, за ними, как зомби, ковыляла сонная Аллочка в полупрозрачном пеньюаре. Мамуля не проснулась, чтобы разбудить мамулю недостаточно криков о том, что у нас под окнами человека убили.
Последним притопал дедуля в полосатых пижамных штанах. Он обозрел куст, вокруг которого мы столпились в молчаливой нерешительности, и скомандовал:
– Боря, грабли убери!
Борька ухватил обломок рукояти и осторожно потянул. Потом ещё раз. Грабли не поддавались – то ли зацепились за что-то, то ли… Я представила себе, за что могли зацепиться грабли, и с воплем «Стой!» оттащила братца. Тем временем Аллочка, наконец, проснулась, обошла вокруг куста и хладнокровно пролезла между ним и невысокой каменной стенкой.
– Алиссандра, тащи аптечку. И побыстрее, – велела она из-под веток.
– Аптечку? – растерялась я, пытаясь сообразить, что она имеет в виду.
– Ну там, бинты, вату, спирт, йод. Короче все, чем можно обрабатывать раны. И нашатырь прихвати. Скорую не мешало бы вызвать, тут черепная травма.
– Зайка, а что, он жив? – робко спросил Борька.
– По-твоему, я собираюсь бинтовать труп? – разозлилась Аллочка. Потом ветки куста задвигались, и моя невестка пропыхтела: – Теперь можно вытаскивать. Да не стойте же истуканами!
Как уж они извлекали тело, я не видела, потому что галопом поскакала за бинтами. Несмотря на свою субтильность и кажущуюся
По дороге я вызывала «неотложку». Дело это непростое, поэтому иногда приходилось останавливаться и орать в трубку:
– Да, травма головы… упал! С крыши упал! Срочно приезжайте, это недалеко. Ну откуда я знаю, что он в такую рань на крыше делал? Какая разница, может он лунатик. Да живой он, живой. Точно говорю, живой!
Врать, что потерпевший свалился с крыши, пришлось, чтобы не отвлекать диспетчера скорой помощи, иначе начались бы долгие объяснения по поводу куста и грабель, и времени ушла бы уйма. А так приедут и разберутся, не маленькие.
– Да, тридцать лет, Иванов Иван Петрович, – вдохновенно врала я дальше, – живет в Бляховке. Да не ругаюсь я, это деревня так называется, пригород. Зрачки… Я не вижу его зрачков, и вообще ничего не вижу, я за нашатырем бегу. И температуру не мерили, зачем нам его температура, если он с разбитой баш… головой лежит! Нет, не знаю, где он зарегистрирован, понятия не имею.
Меня всегда поражало желание дам, сидящих на телефоне «03», досконально, вплоть до семейного положения, выяснить всё о человеке, которому требуется немедленная помощь.
– Нет, трезвый, – бубнила я, – одной рукой роясь в ящике комода и выуживая оттуда пакетики с бинтами и пузырьки с зеленкой. Йода не было. – А дорога к нам хорошая, хорошая дорога, говорю, а где похуже, там объехать можно. И дом сразу заметно, двухэтажный кирпичный особняк на пригорке.
Про особняк я ввернула, чтобы настырная дама окончательно поверила, что имеет дело не с похмельными деревенскими маргиналами. Наконец вызов приняли, и я с охапкой медикаментов и чекушкой водки, прихваченной вместо спирта, помчалась обратно. Уф…
Вернувшись, я увидела Аллочку, склонившуюся над неподвижным телом, уложенным на старом байковом одеяле, служившим мне подстилкой во время принятия солнечных ванн. А попросту – для валяния в саду с книжкой.
Три поколения наших мужчин робко топтались поодаль, явно чувствуя себя не в своей тарелке.
– Вот, держи, – я вытряхнула на одеяло добычу и только после этого взглянула на раненого. Ох ты…
Парень, лежащий на моем одеяле был красив. Если бы не ссадина на лице и потеки крови на лбу, можно было бы сказать, что он был идеален. И, черт побери, именно такой тип, которые мне безумно нравятся! Широкоплечий брюнет с греческим носом, красиво очерченными губами и ямочкой на подбородке. Эта ямочка окончательно меня подкосила, и я плюхнулась на колени рядом с Аллочкой и уставилась на таинственного страдальца.
– Держи! – невестка немедленно сунула мне в руки кусок обмотанной бинтом марли и ловко свернула пробку на чекушке. Потом плеснула на тампон водки и гаркнула: – Действуй!
– А что делать-то? – растерялась я.
– Осторожно стирай с лица кровь, к ранам не прикасайся. А вы не стойте столбами! – обернулась она к Борьке, папуле и деду. – Срочно тащите ножницы и зажигалку.
Послышался топот, такой дружный, что сомнений не было: за нехитрыми предметами с готовностью ринулись все трое.