Охота на фейри

Уилсон Сара К.Л.

— Это не я. Ты ничего не знаешь о цене магии?

Я хмуро посмотрела на него.

Я видела, что он подавлял смех, когда он сказал:

— Первое прикосновение магии оставляет осадок. В соответствии с твоей природой. Этот осадок говорит мне, что ты будешь колючей и склонной проливать кровь.

— Дай угадаю, — я чуть не сплевывала слова. — Твоим осадком магии были змеи.

Он рассмеялся и показал мне руки, и впервые я поняла, что то, что я приняла за татуировки, было чернильным узором тьмы, не-света. Они были в форме перьев.

— Ты — шипы, охотница. Я — легкий, как

перышко.

Я закатила глаза от его смеха.

— Для тебя это смешно.

— А ты не веришь, — его глаза невинно расширились, улыбка стала ангельской. — Разве не удобно, что мое развлечение исцелило тебя?

Я не могла отрицать этого, так что и не пыталась.

— Ты сказал, что вернешься в клетку, когда закончишь.

— Я жду плату, — сказал он, глаза стали дикими, и я от этого нервничала. Сердце забилось быстрее. — Вижу, и ты этого хочешь.

Я облизнула губы. Поцелуй. Он говорил о поцелуе.

Я не могла забыть, как он выглядел без морока — хищный взгляд, спутанные волосы, острые зубы, ладони в крови и обрывки плоти на скелетах крыльев.

И я не могла перестать смотреть на него в мороке. Идеального во всем. Идеальное зло.

И я не знала, боялась или восторгалась. Хотела ли отчаянно, чтобы сделка завершилась, или жалела, что он не попросил больше.

Я уже почти ощущала его вкус, прикосновение его губ. Он укусит? Это пугало?

Он отпустил мою исцеленную руку и шагнул ближе, склонился лбом и моему лбу.

Мое сердце стучало отрывистым ритмом.

— Не будет поцелуя, в клетку я не вернусь, — прошептал он.

Я могла прогнать его туда.

— Меня будет не так просто поймать во второй раз.

Я подняла голову, принимая и боясь одновременно. Я не знала, поцеловал меня он, или это сделала я. Губы не встретились нежно. Это был не милый поцелуй влюбленных. Его поцелуй был диким, он настойчиво прижимался губами к моим, сжал мою талию и притянул меня к себе. Он ощущался голодно, словно на самом деле хотел проглотить весь мир.

И я была голодна.

Потребовалась вся сила воли, чтобы остановиться. Перестать целовать его, пробовать его, желать его.

Как только голова прояснилась, я оттолкнула его как можно сильнее. Триумф на его лице убивал.

— Сделка завершена, — сказала я.

Триумф пропал, сменился уязвимостью и отчаянием, а потом он пропал.

Не исчез. Он вернулся в клетку в миниатюрном облике, и его лицо выражало гнев и горькое разочарование.

Я тоже это ощущала.

Я быстро надела на глаза повязку, чтобы не видеть его. Я не хотела представлять иной исход. Я не хотела видеть его отчаянное желание того, что я не дала ему. Я обвила проволокой дверцу, надежно закрыв ее, просунула в клетку набор для шитья и ткань. Вот. Я свою роль выполнила. Я не снимала повязку — не осмелилась.

Но я шепнула ему:

— Это был худший поцелуй в моей жизни.

— Я готов спорить на десять корон, что это был твой первый поцелуй, — бодро сказал он, но укол вины подсказал мне, что бодрый тон скрывал боль.

Зачем я жалела Сияющего? Я была дурой, если сочувствовала ему.

Одно я знала точно. Я не собиралась больше выпускать его из той клетки. У него

было слишком много сил. И убийственные способности.

Глава тридцать четвертая

С тяжелым сердцем я прикрепила клетку к поясу. Я обещала, что понесу ее в руках, если они будут здоровыми, но руки были мне нужны для лука. Я забросала костер землей, но оставила палатку. Если все пройдет хорошо, я вернусь сторожить деревню у круга Звездных камней. Мне нужны были все припасы. Подумав миг, я убрала запасной хворост в палатку. Будет проще развести огонь на сухом хворосте, хотя дождь закончился.

Яркие звезды усеяли ясное небо, пока я шла по высокой траве с луком в руке. Боль меня уже не отвлекала, и я ощущала легкость и оптимизм, каких не было днями. Странно было осознавать, как сильно меня подавляла боль — словно бремя на спине.

Я не давала думать о другом, что теперь давило на меня. Вина. Не только за судьбы отца, певчего, Олэна и Хуланны — я была виновата — но и за судьбу Скувреля. Я старалась, но не могла распутать клубок эмоций и понять, ощущала вину за то, что заперла его, или за то, что выпустила. За поцелуй или то, что мне это понравилось. И я ненавидела себя за стыд. Ненавидела сильнее, потому что не могла решить, стоило ли ощущать вину еще сильнее.

Я давала этому гневу толкать меня по тропе. Не тони в нем, Элли! Пусть придаст сил.

Мне придется снять повязку. Я не подумала взять лампу, и хоть звезды светили ярко над долинами, их свет не проникал в лес. Придется слепо блуждать и в мире духов, и в реальном мире. Я фыркнула, пытаясь что-нибудь увидеть в тусклом свете. Я не хотела снимать повязку. Не хотела сталкиваться с тем, что скажет или сделает Скуврель.

Я провела ладонью по волосам и посмотрела на ладонь, удивляясь, что на ней не было темно-зеленых лоз с шипами. Татуировку магии было видно только в мире духов. Я стиснула зубы. Мне не нравилось, что это оставило след. И что Скуврель сделал это, не предупредив меня. И эта ненависть еще скажется на мне.

Но через пару шагов от тропы я врезалась в дерево и замерла. Придется снять повязку. Я с неохотой сдвинула ее, дала глазам привыкнуть к миру духов. И увидела сияние зеленых татуировок. Я поежилась от этого, любой фейри сразу увидит, что я была колючей и сложной. И что? Лучше быть нежной, как цветок, который просто раздавить? Как Хуланна? Нет уж.

Существа фейри выжгли следы в лесу. Клетка Скувреля ярко сияла посреди них, и он в ней тщательно мылся кусочком ткани и водой из наперстка.