Охота на фейри

Уилсон Сара К.Л.

— Глубоко иди в кольцо, — пробормотала я.

Скуврель рассмеялся.

— Там, где ветер не дует в лицо.

Его улыбка стала хитрой, и он смотрел на меня так, словно хотел и меня сделать такой.

— Глубоко, но не в земле.

Он облизнул губы.

— Не дыши, там смерть везде.

— Очаровательно, — он растянул слово, словно пробовал его на вкус впервые. — Ты — поэтесса. Ты всегда сочиняешь стихи о том, на чем сидишь? Можешь сесть на меня. Я был бы рад еще одной поэме о своей доблести.

— Еще

одной? — сухо спросила я. — Ага, обойдешься.

Но я думала о его словах и блеске его глаз.

Стихи о том, на чем я сидела.

Колодец.

Он был старее деревни, первым был построен тут.

Я обдумала строчки стишка. Он был прав. Это мог быть колодец. И ключ мог быть спрятан под водой. Придется задержать дыхание, чтобы достать его. И спускаться придется долго, так что пытаться достать его было опасно.

— Там будет темно, — пробормотала я.

— Как насчет игры? — сказал Скуврель.

— А похоже, что я в настроении для игр? — прошипела я, глядя на площадь. Огни в домах угасали, пока не остались только в постоялом дворе. Лучи оранжевого света падали на площадь, но не внутрь колодца. Я поежилась от мысли, что окажусь под водой, куда еще и сыплется снег.

— Я всегда готов к хорошей игре, — сказал Скуврель. — А эта тебе поможет.

— Как? — я постаралась вложить весь яд в одно слово.

— Под водой не будет приятно. Игра может тебя отвлечь. И, если ты найдешь, что ищешь. Тебе понадоблюсь я, чтобы это использовать. Почему не сыграть? Если ты победишь, я научу тебя использовать ключ.

— А если ты победишь?

— Возьму еще поцелуй.

— Кто бы думал, что ты так желаешь капли симпатии, — пробормотала я, но меня обеспокоило то, как загорелись его глаза, словно я попала по больному. — Что за игра? — я отвязала клетку от пояса. Он следил за мной, а я опустила клетку на сверкающий снег.

— Правда или ложь, — сказал он с улыбкой.

— Я думала, ты мог говорить только правду.

Я не могла лезть в колодец в одежде. Она будет тянуть на дно, и если я всплыву в мокрой одежде, могу замерзнуть и умереть. Я с неохотой стала раздеваться, сложила сначала шерстяной плащ так, чтобы внутренняя сторона осталась без снега, а потом сняла сапоги и пояс.

— Или мы можем поиграть в Соблазнение, — сказал Скуврель, пока я раздевалась. — Я люблю эту игру.

Я огляделась, надеясь, что никто не смотрел в окно.

— Заткнись.

— Тогда правда или ложь, — широко улыбнулся он.

Я старалась не смотреть на него, снимая остальное, но надела повязку для последнего шага. Я неловко опустила ведро в колодец, чтобы вся веревка размоталась. А потом дважды проверила узел на конце. Он выдержит мой вес? Должен.

— Правда или ложь — ты мило смотришься обнаженной в снегу, — сказал он.

— Я не голая, я в нижнем белье.

Он рассмеялся.

Я сняла повязку и оставила

ее на груде вещей, убийственно посмотрела на Скувреля. — Почему тебе не придерживаться менее личных тем?

В этот раз он хохотал задорно. Ему это нравилось.

— Тогда ты заплатишь?

— Почему нет? — сказала я. — Но награда будет уточнена в конце.

— Обещаю, — он поднял руку, — что ты можешь добавить все условия, чтобы вернуть меня в клетку, если дашь мне поцелуй.

Я закатила глаза и сунула петлю клетки в рот. Я не осмелилась оставить ее тут, пока буду в колодце. А если ее украдут? А если откроют дверцу?

Я нашла вслепую пояс, продела его в петлю и закрепила. Я смогу привязать его к веревке по пути вниз.

Было сложно отыскать веревку. Я боялась потерять равновесие, потянувшись слишком далеко, но не видела веревку.

— Чуть правее, — подсказал Скуврель.

Я ничего не сказала. Рот был занят.

Я поймала веревку, сжала ее обеими руками, не дала себе испугаться и бросила на нее вес, замерла во тьме над пропастью.

Вперед.

Лучше бы это сработало.

Глава тридцать седьмая

Мои ладони уже онемели от холода, пока я спускалась по шершавой веревке. Я не спешила. Я не хотела порвать кожу ладоней, съезжая, так что использовала метод, которому меня давно научил отец — спускалась ладонями и ступнями, веревка была хитро намотана на левой голени на всякий случай.

Осторожно, Элли. Глубоко дыши. Двигайся осторожно. На голой коже выступили мурашки от холода. Я не видела в темноте, узнать, что добралась до воды, могла, только когда ноги коснутся ее, и тогда станет еще холоднее.

Я хотела бы тут духовный след, и меня беспокоило, что его не было. Может, просто колодец так часто использовали, что он рассеялся, а пещера, где была клетка, использовалась периодически. Или я просто зря гналась за этой догадкой. Я гонялась с отцом за дикими гусями в горах, отбиваясь от гулей, бежала, смеясь, к огромным стаям. Отец любил рагу из гуся. Все любили. Обычно мы продавали это на Зимнюю ночь.

Я старалась не думать о Зимней ночи, зубы стучали.

— Правда или ложь, — сказал Скуврель из клетки. — Я танцевал на этих землях во снах и видел тебя там.

— Глупая игра, — сказала я со стуком зубов. — Ты не можешь врать.

— Может, это ложь — что мы не можем врать. Может, так только люди говорят о нас.

— Правда, — я стиснула зубы. Веревка казалась длиннее, чем я помнила. Все фейри говорили «О, ты мне снилась» и ждали, что девушки станут маслом в их руках? Если я была маслом, то только маслом зимой — холодным и твердым. — Это правда.

— Да. Твоя очередь.

— Правда или ложь, — сказала я. — Я хотела убить тебя, когда посадила в клетку.