Охота на гончих
Шрифт:
А это Длиннобородый ценил превыше всего.
Глава 5
Олаф привел с собой всего человек тридцать, прочие оказались жителями порта и на пристани собрались только из любопытства – за зиму даже в таком многолюдном месте мхом покроешься, кораблей приходит мало. К тому же недавняя гонка, окончившаяся победой соотечественников, вызвала среди местных большое оживление. Ярла Гуннара шумно поздравили, восславили Одина, помахали дружине конунга шапками вслед и вернулись к своим делам. А низкорослые мохнатые лошадки, с места взяв неторопливой рысью, привычно потянулись вверх по горной тропе. Она была достаточно широкой, чтобы всадники могли выстроиться парами.
Лошадей Олаф Длиннобородый взял с запасом, так что трястись на сундуках
Она обернулась – Ивар ехал позади, у самых возов, бок о бок с поникшим Тихоней. Норманн растерял весь свой недавний пыл и сейчас, нервно мусоля пальцами гриву своего коня, рассыпался перед хозяином в длинных извинениях. Лорд понимающе кивал, успокаивал и украдкой позевывал в воротник: пребывая в смятенных чувствах, Ульф, как правило, становился косноязычен и нуден до ужаса, а его несвязное бормотание и вовсе нагоняло на слушателя смертную тоску. Но Ивару, так же как и Олафу, деваться было некуда, так что приходилось терпеть. Нэрис послала супругу сочувственный взгляд и скосила глаза на покачивающегося в соседнем седле Творимира. За все эти десять дней она, к собственному стыду, не сказала телохранителю мужа и двух слов. Боялась, что сызнова начнет реветь, и тогда… Ивара ведь не на пустом месте гончей прозвали. Он же всю душу расспросами вынет!.. В ночь перед отъездом Нэрис спасли только сборы да поздний час, к утру она уже взяла себя в руки, а в поездке советнику было определенно не до ее странного поведения. Но сейчас дело другое. Упаси господь с собой не совладать! Творимиру-то что, он до бесед невеликий охотник, а уж с женой командира ему и вовсе говорить не о чем. А вот Ивар, пожалуй, от перехода через день-другой отойдет, выспится и наверняка задумается: что это любезная супруга от его телохранителя с трясущимися поджилками шарахается? «Нет, этого допустить нельзя, – решила леди. – Надо собраться. Будем считать, что брауни ошибся. Или вовсе мне ничего не говорил! Так оно всем спокойнее будет». Нэрис вдохнула, выдохнула, придала своему лицу чуть скучающее выражение и, храбро взглянув на русича, сказала светским тоном:
– Интересно, что с Ульфом на корабле тогда стряслось? Он, часом, не берсерк [12] ли? Вы не знаете, Творимир?
– Эх, – пренебрежительно отозвался тот. И покачал головой.
– А что же он так взбудоражился? – не отставала ободренная хорошим началом леди. – Чуть вплавь не бросился ведь! Я поняла, что норманны с данами не дружат, но чтобы уж так-то?
Творимир, чуть повернув голову, бросил на поникшего Ульфа долгий оценивающий взгляд. Берсерк? Да где там!.. На Русь норманны приходили частенько. Правда, не столько пограбить (так им и дали, как же!), сколько чтобы наняться в дружину. Служить у русских князей многие почитали за честь, особенно если вспомнить, что князья эти нравом да привычками от тех же конунгов не слишком отличались. Так что бывший воевода во время оно на северян насмотрелся – во! И помянутых «берсерков» среди всей этой шайки-лейки тоже встречал не единожды. Но Ульф? Сказки! Воитель он отменный, не чета многим, да только голову в бою еще ни разу не терял – уж Творимир-то знает, видел. Мухоморов тутошних Тихоня не жрет, пеной с губ во врага не плюется, на клинки голой грудью тоже не лезет. А чего сорвался тогда – так кто ж его поймет? Одно слово – север!
12
Берсерк (др.-исл.) – в древнегерманском и древнескандинавском обществе воин, посвятивший себя богу Одину. Перед битвой берсерки приводили себя в ярость. В сражении отличались неистовостью, большой силой, быстрой реакцией, нечувствительностью к боли.
– Ничего не понимаю, – вздохнула Нэрис. – Может, его гребцы бражкой своей угостили? Во хмелю и не такие дурят. Он же на Ивара сроду голоса не повышал. А тут – «уйди, дубина»… И было бы из-за чего!
– Так ведь и было, госпожа, – раздалось сзади.
Нэрис удивленно обернулась и встретилась взглядом с лохматым Йорни – смешливым норманном из дружины ярла Гуннара. Тощий, нескладный, с жидкой бородкой, Йорни при ближайшем рассмотрении оказался совсем молод – моложе нее самой. Он смущенно улыбнулся и пояснил:
– Тихоня данов не переносит. Прямо от имени одного трястись начинает. Зуб у него на них – во-о-от такенный!
– Почему?
– Дело прошлое, – с опаской оглянувшись на возы, отозвался боец. – Мы ж с соседями испокон веку не в ладах. То мы на них лезем, то они на нас. Ну вот и того, без потерь не обходится! И добро бы только на море, а то ведь и высадки бывают, сами понимаете.
– Понимаю, – наморщила лоб Нэрис. – Тихоня-то здесь при чем?
– В походе он был, – пояснил норманн. – А дома мать с сестрами осталась. Маленькие еще девчонки. Ну, в общем, мужики ушли, а бабы что? На бабах хозяйство. Только принесло ж в ту пору данов на наши берега! Чуяли, скоты, что на дармовщинку будет чем поживиться!..
– Тсс! – шикнул на разгоряченного собственным рассказом Йорни его сосед. – Чего орешь? Щас Ульф услышит, сызнова бушевать пойдет. Ему ж только намекни – и прячься, куда успел.
– Это да, – подумав, кивнул рассказчик и понизил голос: – В общем, госпожа, зашли они тогда со стороны Хардангерфьорда – как раз откуда сегодня вылезли, да и принялись грабить. Кое-кто из бойцов дома остался, да и бабы наши – нелегкая добыча, да только этих стервятников все равно больше было, и все при оружии. Бергену почти не досталось тогда, а вот Аскёю и Сутре… острова же!
– Не продолжай, – поежилась Нэрис, опуская глаза. – Значит, Ульф мстит за родных?
– Навроде того. Хотя кому мстить-то? Данов, что тогда грабить пришли, наши же и положили – острова-то рядышком, как первые два пали, так Холснёй, последний, дыбом и встал. Клич кинули, собрались всем миром да прижали соседушек на отходе. Но Тихоня, вишь, все забыть их не может…
– А пора бы, – буркнул сосед Йорни. – Почти сорок лет прошло.
– Дак семья же, Бьорн!
– Ну, семья. Один он такой, что ли? – резонно возразил старший товарищ. – У меня, может, тоже мать была. И братья. Торфин вон в позапрошлом году жену потерял – и месяца вместе не прожили. У Гуннара этим летом сын погиб единственный, мать чуть умом не тронулась… Дальше-то что?
– Ну, ладно, ладно. Завелся, как тот Тихоня!
– Ты, Йорни, щенок еще, – глухо буркнул воин. – А Ульф, в его-то лета, только и знает, что позориться. Лучше бы не возвращался вовсе. Берсерк, ха… И у тех-то ума поболе, даже в бою!
Он раздраженно отвернулся и натянул на голову край меховой накидки. Йорни, жалобно мигая глазами, теребил в руках поводья. «Вот что у меня за язык такой? – в сердцах подумала Нэрис, уткнувшись взглядом в луку седла. – Надо мне было с расспросами приставать?» Она тихонько вздохнула. А Йорни, помолчав минуту, ободряюще улыбнулся сконфуженной гостье и шепнул:
– Тихоня не берсерк. Вот Гуннар – да. – Норманн покосился на своего молчаливого товарища и ядовито добавил: – А ведь было небось времечко, когда и ярла старики щенком ругали?..
Нэрис, бросив взгляд на разоряющегося впереди Гуннара, весело фыркнула. Творимир состроил постную мину. А потом, прищурившись, приподнялся на стременах:
– Эх!
– Что такое? – Леди, мигом забыв о ярле, обеспокоенно вытянула шею.
– Подъезжаем, – отозвался Йорни. – Берген, госпожа! Досюда от берега недалеко, ежели верхами.