Охота на кентавра (сборник)
Шрифт:
— Да, скрипун, ты сомневаешься, значит, ты становишься человеком! Сам не уверен, а обращаешься ко мне как к Юлиусу-отцу, играешь роль, которая тебе больше всего нравится? Ну, ладно, а сейчас о деле. Я Юлиус-отец, приказываю тебе восстановить сцену моего ухода из дома семь лет назад. Лупоглазый скрипун, — юноша заметил, что эта присказка влияет на поведение Флинта.
Шорохи, шорохи, стук.
— Вы уже пришли за мной? — усталый голос отца. —
— Деревья сказали. И ветер, — невнятное дионянское произношение.
— Да, в эту ночь мне было особенно плохо. Я уже собирался послать Флинта за вами.
— Ночью нельзя. Нужно идти самому и днем, когда светло.
— Флинт, помоги мне одеться. Никогда не думал, что мне придется так умирать. Я, наверное, виноват перед вами? Часто был грубым и жестоким?
— У нас нет обиды на тебя. Виноват. Я всю ночь думал: виноват перед вами, перед женой, перед сыном. Очень нетерпимым был.
— Вечный ветер уравняет твою вину и их обиды.
— Ну, я готов, пойдемте. Флинт, содержи хозяйство в порядке, пока… я не вернусь. А если задержусь и раньше придет мой сын, пусть он будет твоим хозяином, служи ему, как мне служил, и пусть он не заметит разницы…
— Прощай, — скрип ступеней…
— Довольно, все ясно! — закричал юноша, он испытал новый удар по самолюбию. Отец всю жизнь был грубым и высокомерным человеком, с презрением относился к местным жителям, а под конец, перед смертью, сломался и ушел умирать к ним, ради ничтожной надежды превратиться в растение. Какой стыд! Вот почему он запретил роботу говорить о своем уходе даже сыну.
— Ну, лупоглазик, у тебя не голова, а… динамит.
— Прикажете забыть, хозяин?
— Я подумаю, что делать с твоей головой.
— Мне бы лучше забыть, хозяин. А то… очень много для меня, ваши голоса все время живут во мне, страдают, зовут…
— Катись, довольно на сегодня!
Юлиус плохо спал в эту ночь, заснул только под утро, но тут пришел Флинт и стал будить его:
— Хозяин, на поле пора!
— Ты с ума сошел. Какое поле? Я в отпуске.
— Окучивать нужно.
— Лупоглазый скрипун, милый, отстань!
— Вы так и раньше говорили, но я должен будить!
— Пошел к черту, старая жестянка, я тебя уничтожу!
— И так вы говорили, но вставать нужно.
— Я не отец и работать не обязан…
— Это отговорки, поле ждет.
Юлиус выругался, видимо, ничего не поделаешь, он встал. На поле, на свежем воздухе, он почувствовал себя несколько лучше. Он вспомнил последние слова отца: «Служи, как мне служил, пусть он не заметит разницы…» — это и сбивает с толку робота, поэтому он и принимает меня за отца. Некоторое время они работали молча, юноша —
— Поле ты содержишь в порядке, молодец. Хотя… — Юлиус выдернул великолепный куст ботвы, корнеплод был маленький, выродившийся. Ни о каком урожае осенью не приходилось и думать. — Хотя некоторые мелочи ты упускаешь. Исполнитель ты хороший, а хозяин плохой.
— Я не должен быть хозяином.
— Да, а хозяйство ничего не стоит, одна видимость, — Юлиус отбросил пышное растение.
«Что же мне делать с участком? Хотя, когда я стану генеральным, можно будет проводить здесь недельку-другую, слушать „записи“ Флинта, вспоминать детство… Черт! А ведь Генеральным еще нужно стать!».
— У меня дела, Флинт! — он отбросил тяпку и побежал по полю. — Я вернусь Флинт, жди меня…
Вождь Апока сидел у хижины и наблюдал, как юноша спускался с холма и приближался к деревне.
— Я ждал тебя, ты Юлиус — сын Юлиуса.
— Деревья сказали?
— И ветер. Посмотри, они так оживлены перед приходом хорошего человека и брата по крови, — Апока показал вверх, и Юлиус увидел, как на невообразимой высоте крошечные розовые облачка перелетают с кроны на крону.
— Это, наверное, наши духи?
— Нет, это бабочки, целые облака бабочек.
— Никогда не видел их внизу, — удивился Юлиус.
— А они никогда не спускаются. Рождаются и живут, любят и умирают на вершинах, даже крылышки их сгорают по пути на грешную землю.
— А правда, что там, высоко, всегда дует сильный и холодный ветер, почти буря?
— Правда. Там, высоко, совсем другая жизнь.
— Райская?
— Нет, другая природа.
— Да, какая мощь! — Юлиус положил руку на ствол, который был весь напряжен, как струна. — Высота не меньше тысячи метров. И долго они живут?
— Тысячи лет, почти всегда. Садись в наш круг. Принесите ему питье, наш брат пришел.
— Брат? Это моя физиономия наводит вас на размышления?
— Нет, просто моя сестра, Лин, была твоей кормилицей.
— Она была моей няней, как мое всегда говорили.
— Нет, она была твоей кормилицей! Отсюда и твои черты, ты их с молоком впитал.
— Но значит, ты мне приходишься…
— Молочным дядей! Ха-ха. Не думал? Был у тебя и молочный брат.
— Ап-лин, сын Лин? Он часто приходил к нам, и мы играли с ним вместе.
— Да, но он умер в городе, работая на заводах Старого Лиса, его дерева ты не найдешь здесь.
Юлиус выпил священное питье дионян, осмотрел людей, сидящих в кругу. Пожилые или совсем старые лица, то безучастные, то любопытные.
— Заметил, да? Одни старики. Молодые не верят нам и уходят в города. Новые удовольствия их манят. Зато некоторые из ваших людей приходят к нам. Странно, да?
— Не знаю. А сами-то верите, что человек переселяется в дерево и продолжает жить?
— Пока человек идет по жилам дерева, медленно идет — он жив!