Охота на Крыс
Шрифт:
— Ты отколь такой взялся? Что за дело ко мне, кто послал? — продолжил разговор нищий, почесывая грудь под рубахой. Когда-то рубаха была шелковой и имела цвет. Сейчас цвет она потеряла, но взамен приобрела запах. И, судя по всему, в ней даже ни разу не тонули, не говоря уже о стирке и иных процедурах, которые Хорь считал ненужными.
Винту давно было понятно, что не только внешность дала атаману прозвище. Охранники, стоящие рядом с Хорьком, и те явно на неделе посещали баню. Но сейчас Ратибору никакого дела до чистоты не было. Сверкнув метательной пластиной в левой руке, ловкач на глазах судорожно дернувшихся
Хорек не удивился такому обороту дела, ухмыльнулся, и от его знака толпу нищих как ветром сдуло. Он и Винт стояли на крыльце вдвоем, и при виде куска воска с оттиском графского перстня нищий, ничуть не удивившись, склонился в низком поклоне. Правда, разговор получился долгий, но, пройдя внутрь дома Константинуса, ведьмак понял, что дело того стоило…
От дальнейших размышлений Ратибора, уже подошедшего вместе с десятком дружинников Черного Леса к дому, куда ведьмак направил хозяина харчевни и его «братьев», отвлек дружинник Олаф, вынырнувший как тень из переулка и тихо сказавший Винту на языке свеев:
— Все спокойно, мой Тан!
Олаф командовал пятеркой варягов, наблюдавших за подходами к дому-ловушке. Он бывал в землях франков и греков, знал их хитрости и уловки, как, впрочем, и его дружинники. Уже семь лет служил бывший наемник в ведьмачьей дружине, женился и думать забыл о возвращении в родные фьорды. Но крепкой оказалась старая привычка называть старшего «мой Тан!».
Конечно, формально командовал дружинниками сотник Неждан, но, когда сегодня вечером Винт предъявил грамоту Филина и ответил на условные слова, вся сотня попала под команду ашурского ловкача. Сотник был удивлен, когда Ратибор велел отрядить в засаду лишь два десятка дружинников и еще один десяток захватил с собой. Немалого труда стоило Винту уломать старого служаку, пылавшего гневом и готового весь город разобрать по камушку. Лишь прямой приказ утихомирил сотника, желавшего лично отомстить за погибших.
И теперь Неждан во главе семи десятков дружинников ждал сигнала о помощи от Ратибора. Но ведьмак планировал, что шума и боя не будет. Про себя, еще днем, Винт пытался решить еще одну загадку: как греческий огонь попал к ашурским слугам «Белого Христа»?
Решал и не мог найти ответа, ведь больше всех своих сокровищ берегли тайну его приготовления лукавые греки. Рабы с отрезанными языками днем и ночью создавали части состава. Каждый из них знал лишь ту тайну, что творил своими руками. Но главной тайной был секрет всей смеси. И никто не знал, кто смешивает состав, где и как. И вот теперь самое страшное оружие греков находится на краю света в дальнем торговом городе Ашур!
Есть отчего схватиться за голову, как поступил сотник Неждан, увидевший устланное обгоревшими костями пепелище и услышавший от Ратибора подробности его разговора с франком, слугой «Белого Христа», хозяином весьма странной харчевни. Там речь шла не об одной или двух бутылях, франк говорил о целом грузе страшного зелья. А такое не под силу маленькой группе фанатиков, будь они хоть трижды божьи слуги. Кто-то весьма сильно захотел прибрать город к рукам, а расправа, вернее сказать бойня, в харчевне, без разбирательства, где ведьмак, а где мирный купец, наводила
Ведьмак знал, что от ответа на этот вопрос его отделяет не более получаса, франк и его «братья» должны сейчас прийти, ну а под пыткой говорят все. И святые, и мученики. Его десяток замер во дворе дома напротив, а сам ловкач легко залез по стене вверх и оказался на плоской, скошенной на улицу крыше. Поверх деревянных пластин крыша по ашурскому обычаю была залита смоляным варом, и, вонзив в нее крюк с веревкой, Винт расположился весьма комфортно, отлично просматривая узкую улочку в обе стороны.
«Гости» появились одновременно в обоих концах улицы и тихо, без шума и лишних разговоров двинулись к дому, где уже затаились ведьмаки-дружинники. Тихо вскрикнула выпь, и почти сразу вдалеке и чуть ближе своим хохотом отозвалась сова. Ведьмак трижды дернул привязанную за щиколотку веревку, давая сигнал десятнику, ждущему на земле команду «приготовиться».
Единственное, что удивило Винта, заставив его повременить с захватом прямо на улице и дождаться, пока «гости» зайдут в ворота дома, так это численность пришедших. Кроме шести человек, исправно шедших к дому, как было условлено, со стороны Причальной башни, с другой стороны улицы, им навстречу, шли еще десять обычных горожан в скромных, серых плащах.
Они встретились у ворот дома, шедший первым откинул капюшон плаща, и свет луны блеснул на лысине франка. Он шагнул навстречу идущему ему десятку, принимая пришедших за Винта и иных «братьев», но одного взгляда под капюшон плаща человека, шедшего первым, хватило, чтобы в руке франка на миг блеснуло лезвие короткого меча.
Сталь ударила о сталь, все пришедшие были в кольчугах под плащами и при оружии, но разгореться схватка не успела. Четким, сильным движением Ратибор метнул с крыши три мешочка, с хлопком лопнувших от удара о камень мостовой. Облако пыли на миг окутало фигуры сражавшихся людей, прекращая бой. Смесь стертого в мельчайшую пыль трубочного зелья, чая и жгучего, заморского перца ослепляла, разрывала захлебывающиеся легкие отчаянным кашлем.
Вновь прорезал ночную тишину крик совы, и на беспомощных, ослепших людей обрушились дружинники, выбивая оружие, быстро связывая и загружая на телегу. Звонко гремели подковы по камням улиц, лихо мчался десяток конных дружинников в полных доспехах:
— С дороги! Посольство Черного Леса! Прочь с дороги!
Отшатывались в подворотни ночные патрули стражи, не успевшие добрести до любимых кабаков, огрызались вслед бессильной бранью. Нет на улицах прохожих, двое пьяных, едва успевших отлететь в сторону от мчащейся в безумном галопе кавалькады, глупо размахивали руками и пытались понять, что это промчалось по давно опустевшей улице и не много ли выпито сегодня.
С глухим лязгом захлопнулись за телегой и ее конным эскортом ворота бывшего двора купца Тверда, окованные стальными пластинами. Глубоки погреба, а в них кашляй или кричи — так все равно никто крика твоего не услышит. Глухонемой ключник развел по погребам пленников. Беззвучными тенями растворились в лабиринтах улиц и переулков дружинники, тихо открылись перед Винтом двери дома лекаря Константинуса. Ратибор, так и не покинувший крыши во время схватки, был бы весьма удивлен, если бы узнал, что вторая группа «братьев» полностью состояла из ханьцев.