Охота на Крыс
Шрифт:
Свет синего льда горел в левой глазнице, мрак глухой ночи наполнял правый глаз летучего убийцы. Но не это подкосило ноги руса и его спутников, против воли заставив руки потянуться за оружием. Страшный, нечеловеческий разум смотрел на них глазами птицы, и было от чего потерять голову.
Медленно поднял вверх, в приветствии, правую ладонь Бронеслав, и отблески синего света заплясали на ладони ведьмака. И как бы в ответ на это приветствие они услышали голос:
— Их было десять воинов и маг. Две лиги — к западу и пол-лиги — к югу. Трое из них родились за гранью нашего мира. Маг успел уйти через портал, пока я пировал. Ты принес мне щедрое угощение,
Медленно покачал в ответ головой Бронеслав.
— Нет! Ты получил свою награду и можешь покинуть пределы мира живых. Иди, пусть пребудет мир между вами и нами. Слово мое крепко, да будет так!
И как бы в ответ на это из-под когтей ворона, как из глубокой раны, начала сочиться кровь земли. Ведьмак взял в руки глиняную плошку и, глядя на сидяший перед ним сгусток мрака, дунул на фитилек. Легким светлячком перелетел с фитиля на земляную кровь огонь. Столб пламени взметнулся в небо на добрую дюжину шагов, обращая в дым ведьмачье колдовство. Ворон таял в этом огне, становясь маревом, сгустком дыма, исчезая в пламени. И только когда налетевший порыв ветра загасил пламя и развеял по степи дым от земляной крови, только тогда Бронеслав покачнулся и упал назад.
Его магия ушла, и первый же порыв ветра легко загасил все светильники. Лицо ведьмака в свете луны напоминало лик мертвеца, но пары глотков из фляги Карим-Те хватило, чтобы на щеках вновь появился румянец. Бронеслав медленно приподнял голову, ухватился за руку Рогволда и, опираясь на нее, встал на ноги. Все это время Карим-Те не сводил с него глаз. Только дождавшись слабого кивка, мол, со мною все в порядке, нганга поднялся с места.
Бронеслав заговорил, как только удобно расположился на вьюках. Рогволд долго боролся с желанием задать ведьмаку вопрос о его волшбе, но, по зрелом размышлении, решил все же промолчать. Вернее, задать вопрос, но не сегодня, а, например, завтра утром. Орк же подобной деликатностью не страдал, так что первым вопросом к Бронеславу от спутников стал вопрос Урука:
— А что это было? — Орк минуту помялся и, видя, что ведьмак не отвечает на его вопрос, уточнил: — Или кто это был? Я понял лишь то, что он воин. Слушай, ты что, язык проглотил?
Рус дернул Урука за рукав кольчуги, и в этот миг Бронеслав ответил:
— Второе — правильнее. Скажем так, это был ворон. Его имя я назову тебе потом. Если ты захочешь…
Судя по всему, это была какая-то ведьмачья шутка, но темная, и Рогволд поспешил перевести разговор на другое:
— Слушай, ты в порядке? И что это ОН, — рус специально выделил это слово, — что ОН говорил о воинах? Засада?
Губы ведьмака растянулись в ехидной ухмылке.
— Да! Да, засада, — тут Бронеслав хохотнул, — была, да вся сплыла. С Морриганом шутки плохи. Тем более если он был так голоден. Вы помните про гончих псов старых богов? Далеко на севере местные боги все видят и слышат через воронов. И ни один беглец, ни один предатель, ни один клятвопреступник не может укрыться от них. Правда, боги северян на них еще иногда и самую настоящую охоту устраивают…
— Не знаю, как всем, а мне, — ответил ему Урук, — отчего-то кажется, что тут ты темнишь. Морриган, говоришь? Сомнительно. Что-то не видал я гончих, которые перед охотой боевой клич выкрикивают. Хотя, если это ОН, — тут орк весьма хитро посмотрел на старого ведьмака. Похоже, Урук отлично знал реальное имя того, кто пришел им на помощь, а теперь просто валял дурака, в очередной раз пытаясь поднять настроение своим спутникам. Но, видя, что его
ГЛАВА 5
Только к закату они оказались на месте, где их и поджидала засада. Жара и падальщики уже успели попользоваться даровым угощением: от конского топота вверх взметнулась огромная туча воронья, пировавшего на мертвых телах. При виде этого Кетрин сморщила нос и весьма ехидно поинтересовалась у Бронеслава:
— Ага, наверное, поэтому у вас ворон — птица доблести?
Но ведьмачий сотник в ответ лишь покачал головой, оглаживая черную бороду, уже тронутую серебром седины. Рогволд отлично знал, что из-за того, что птицы не покидают поля боя, а жадно кружат над ним, появилась легенда о птицах доблести. Но сейчас больше всех легенд о птицах, сколько их ни есть на белом свете, Рогволда волновало племя Крысы.
Почти неделю ехали они по степи, но ни разу не попадались им их следы. Казалось, что племя стало сказкой. Крысы явно затаились: может быть, их шаманы почуяли пожар или — всякое в жизни бывает — степь подожгли именно Крысы? Руса сильно смущало лишь то, что неведомый маг снял чары с их коней. Для шаманов затерянного в степи народца эта задача была явно не по плечу. Или по плечу?
Рогволд вспомнил, как он и Урук допрашивали Гарра, охотника из Крысиного племени. Вернее, не охотника — в племени Крысы охотников нет, есть добытчики. И добывают они все, что под руку подвернется, даже детские черепа, за которые их шаманы платят чистым золотом. Для добытчика нет никакой разницы, бобровая шкура или череп ребенка из племени русов. Такие, при случае, и своих детей в рабство продадут или на мясо забьют, лишь бы деньги платили.
Неожиданно вспомнилась одна сказка, слышанная в детстве. Только в ней речь шла не о Крысах, а о двух мышах. Давным-давно рассказывал ее детям во Всхолье старый скальд нортунгов:
— Когда-то давно жили мыши в старом амбаре. Хорошо жили, пока хозяин не привел хитрого и злого кота. И вскоре остались лишь две мыши, ждущие мышат. Очень горевали они, зная, что завтра кот съест и их. И тогда одна мышь сказала другой:
— Завтра я пойду к коту, у меня скоро будут мышата. Я всех их отдам ему на съеденье, но пусть он не трогает меня. И буду я до конца дней своих жить в покое и сытости.
— Нет, — сказала вторая мышь, — пусть я буду жить впроголодь, в чистом поле, пусть на моих детей и на меня охотятся лисы и совы, но коту я не покорюсь. Продать своих детей за горсть зерна? Никогда! Пусть я погибну вместе со своими детьми в чистом поле, но предавать их я не стану.
Так и сделала вторая мышь. А первая пошла к коту, и они договорились: кот ее не ест, а за это она отдает ему своих мышат, как только они немного подрастут. Ударили они по лапам, и принялся кот ждать сытного обеда. А вторая мышь нашла себе норку в чистом поле. Прошла неделя, и у обеих родились мышата.
Еще неделю ждал кот, пока мышата подрастут, а потом полосатый не удержался. Взял и съел мышат первой мышки. Но лишь на один зуб ему хватило малышей, только аппетит раздразнил. И тогда оказалась глупая мышь в его животе. И некому было плакать о ней.
Вы спросите о второй мыши? Ее дети выросли в чистом поле, и поныне там живут ее внуки, и внуки ее внуков.
Тот, кто думает лишь о себе, кто предает врагу своих детей, — сгинет без следа. И об этой мышке мы помним лишь благодаря потомству ее мудрой и честной сестры…