Охота на Крысолова
Шрифт:
Последней фразой майор был совсем выбит из колеи, понимая, что имеет дело с чем-то необъяснимым и даже мистическим. Сначала я хотел содрать с Гусеницы и использовать его форму, а также документы в тылу врага, однако такой «фрукт» наверняка был слишком заметной фигурой, и я решил ограничиться малым — использовать его для дезинформации своих пленных. Приказав временно изолировать Гусеницу в отдельной землянке, я занялся нашей обороной.
Теперь я формально отвечал за достаточно большой участок нашего фронта, протяженностью не менее 2 километров. Против фрицев у меня был всего один пехотный батальон и две пушки. Я понимал, что сдержать имеющимися силами передовые части группы армий «Центр» на моем участке не было уже никакой возможности. По сути нашей обороны уже не существовало и захоти, например, немцы проехать сейчас на восточный берег по нашему мосту, они бы это уже сделали.
Между тем, пока нас не окружили, необходимо было срочно отправлять в тыл раненых. Ларин, имевший ранение в шею и плечо, наотрез отказался покидать позиции. Я решил воспользоваться этим и избавиться от политрука. Подозвав Сенцова, я отдал ему приказ: осуществить отвод раненых и доставку в штаб фронта очень ценного языка, связаться с командованием в Борисове и получить новые директивы по обороне, а также передать, что нам срочно нужно пополнение, а также снаряды и противотанковые гранаты.
На выполнение всего списка поручений я конечно не рассчитывал, пусть не здесь, а видимо уже на другом участке фронта наша оборона неминуемо в скором времени будет прорвана. Но знание суровых реалий вовсе не вызывало у меня панического состояния. Я нервничал только потому, что совершенно не понимал, когда будет выполнена и закончится моя текущая миссия. Если я срочно что-то не предприму сейчас же ночью, то моя задача задержать противника именно на вверенном мне участке фронта с треском провалится уже утром, когда подойдут части 8-й и проснуться части 6-й танковой дивизии Гёпнера. Нельзя было медлить ни минуты.
Я приказал Андрею и Афанасию «седлать» наших железных коней и взяв с собой Гусеницу, отправился к мосту к нашим пленным фрицам. Когда мы прибыли на место, я без всякого почтения схватил копающегося Ханса за шиворот и открыл дверь в сарай, где находились задержанные оккупанты. Увидев нас, те проснулись и повскакивали со своих мест, вытянувшись по стойке смирно. Они прекрасно помнили, что всех раненых врагов на поле боя мы добивали, а их самих едва не расстреляли.
Я приказал Гусенице рассказать немного о себе, а после обратившись к солдатам вермахта сказал, что они скоро отправятся под моей командой в расположение немецких частей и если что-то пойдет не так, то майор Ханс фон Фрауенфельд цу Лейпциг будет подвергнут жесточайшим пыткам и расстрелян. И только от них теперь зависит их жизнь, а также здоровье этого ценного офицера, в котором заинтересован лично Адольф Гитлер. Видя, что фрицы прониклись важностью предстоящей миссии, я с чистой совестью приказал отправить майора к Сенцову для последующей доставки в наш тыл.
Нужно сказать, что немецкие мотоциклы оказались очень незаменимы для скоростных перемещений на моем участке обороны. Но теперь я собирался задействовать их для важной операции по дезинформации.
Попросив Чопорца принести нашу бывалую трофейную форму жандармов, я погрузил в один из мотоциклов приготовленный политруком столб с надписью «MINEN!».
Взяв двух толковых разведчиков, умеющих водить мотоциклы, я приказал им переодеться в немецкую форму, также с Чопорцом сделали и мы. Быстро погрузившись в свои колесные средства передвижения и на всякий случай взяв с собой побольше «лимонок» и немецкие автоматы MP-40 «Шмайссер», захваченные на переправе, мы переехали по мосту и сразу завернули в сторону позиций капитана Ларина. Никакого сплошного фронта в первых числах июля еще не существовало. По полям мы намеревались зайти в тыл «нашей» танковой колонне. К счастью у самой реки мы никого так и не встретили, и уже в тылу немцев выскочили на шоссе, ведущее к Минску. Сделав приличный крюк, наши два мотоцикла через пару часов подкатили к передовым боевым порядкам 6-й танковой дивизии Гёпнера. Видя форму полевой жандармерии, часовые даже не попытались нас затормозить. Оно было и понятно, с этими подразделениями предпочитали лишний раз не связываться, так как узнавали нас издалека. Служащие полевой жандармерии получили прозвище «цепные псы» из-за носимых на металлической цепи горжетов с нанесённой эмблемой, под которой было написано чёрным готическим шрифтом «Feldgendarmerie», обе пуговицы по углам были лакированы люминофором. Мы отъехали от часовых метров на 100 в сторону нашего моста, и я приказал остановиться. Затем достав какие-то бумаги, я демонстративно «сверился» с чем-то и приказал на немецком своим бойцам установить наш столб на дороге, подкрепляя все это жестами. Торопя и
— Оберфельдфебель Бальцер, полевая жандармерия, — небрежно козырнув, сказал я часовым, — нам приказали установить здесь эти знаки, так как мост у русских заминирован, а сразу дальше за ним на 2 километра тянется сплошное минное поле, эти идиоты думают, что мы настолько глупы, что сунемся прямо в их ловушку. Однако это не так. Вашему командованию отдали приказ идти на юг для соединения с 8-й дивизией на этом берегу и дальше следовать нашему плану.
Далее я попросил опешивших и вытянувшихся по стойке «смирно» часовых закурить и попросил прощения, что разболтался, «информацию, которую я сообщил, должно знать только их руководство, но оно и так ее знает, поэтому нам нужно срочно ехать в другое место и командование 6-й танковой дивизии мы беспокоить не будем».
— Ну что вы так долго копаетесь? — крикнул я своим бойцам и быстро закончив работу мы отправились по шоссе назад в сторону Минска.
Я был просто уверен, что мой план сработает. Утром часовые доложат своему командованию о столбе, установленном жандармерией и о больших минных полях русских за рекой. Наверняка это отобьет охоту немцев немедленно наступать на этом направлении. Собственно, я не сильно рисковал, так как приказал Дуболомову заминировать мост и в случае, если немцы сунуться к нему, подорвать. Однако сейчас для созданной мной легенды, мост должен быть целехоньким. Поколесив еще 2 часа по полям, мы к самому утру уже на остатках горючего вернулись к нашему мосту, но уже, с другой стороны. «Ну теперь ваш ход, товарищ Гёпнер», — подумал я и не раздеваясь лег спать. Мне казалось, что спокойное утро, на сколько это могло быть в этой ситуации, обеспечено, но к сожалению, я заблуждался.
Глава 12
— Василий Иванович, немцы в Борисове! — кто-то усилено тряс меня за плечо, а я, ничего не соображая, все не мог проснуться, мне казалось, что я только закрыл глаза. «Так, где-то я уже слышал про Василия Ивановича, а ну да, это же вроде Чапаев».
— Что значит в Борисове? — я внезапно вскочил, сон как рукой сняло.
Передо мной стоял Дуболомов с ведром воды.
— Извините, я уже того, собирался вас из ведра поливать, бужу, бужу вас, а вы мне все про какого-то Петьку и Анку кричите, — виновато сказал Афанасий и отставил ведро, — наши бойцы вернулись, которых мы ночью отправили с ранеными.
— Что и раненые вернулись? И Сенцов? — я в ужасе схватился за голову.
— Да, нет, Сенцов с ранеными и языком вроде проскочили, Чопорец с ними уехал, а утром наш водитель возвращался и увидел немецкие танки на большом мосту у Борисова.
При этих словах я не к месту с облегчением выдохнул, ожидая чего похуже, да фрицы в реальности этот мост тоже захватили, не помогли видимо мои советы Соболькову, не смогли они взорвать этот чертов мост. Я мельком взглянул на свою информационную панель и увидел, что моя миссия по задержания врага все еще не была выполнена. И тут меня осенило.
— Едрен-батон, ну конечно! Как же я сразу не догадался! Вот же идиот! — выругался я вслух и постучал себя по голове.
Немцам к чертям собачьим сдался наш мост, который я охранял, он деревянный и просто не потянет тяжелые танки — сломается под их тяжестью. Наши советские мосты, в основном кстати деревянные, были грузоподъемностью в диапазоне от 5 до 10 тонн. Такой мост сам по себе уже представлял для немецких танков препятствие, поскольку он не выдержал бы веса даже наиболее легких танков. Немецкие «двойки» весят около 10 тонн. А для более тяжелых машин в любом случае требовалось наводить переправу, поскольку Pz.Kpfw IV массой до 28 тонн вообще нигде не смог бы проехать. И вообще, думается, что известная немецкая классификация танков по весу как раз и родилась из подобных, военно-дорожных соображений. И вместо того, чтобы всю ночь кататься и пытаться ввести фрицев в заблуждение, я совершенно забыл про этот единственный большой мост. Видимо он был железнодорожный и смог выдержать их технику.
— Нужно немедленно взорвать этот чертов мост! — решительно сказал я ожидающему моих действий Дуболомову. Теперь я точно знал, что моя миссия будет выполнена, только со взрывом этого стратегически важного объекта. Получалось, что я сам согнал к мосту всех фрицев со всего западного берега. В одном месте я их затормозил, в другом не дал переправу навести — вот они и кинулись туда на радостях.
— Позови ко мне этого бойца, пусть сам все расскажет, — сказал я Афанасию, натягивая сапоги, и понимая, что, разговаривая сам с собой и не переодев немецкую форму с ошейником жандармерии на шее, я смотрелся очень комично.