Охота на либерею
Шрифт:
Егорка улыбнулся:
— Ещё ни разу не ел. Пока больше отвары всякие целебные. Да ты поблагодари его от меня.
— Конечно. И вот тебе ещё.
Она сняла со спины котомку и вытащила оттуда… Егорка не поверил своим глазам — книгу! Откуда? Она и стоит, наверно, больше, чем всё имущество Акинфия Дмитриевича. И взять её Варе было совершенно негде.
— Это тебе от дяденьки Ивана, — развеяла его сомнения Варя, — ну, помнишь, ты перед походом читал?
Надо же! Грозный окольничий Иван Челяднин для Вари, оказывается, дяденька! Да как же она к нему попало-то?
— Как же ты к нему попала,
У Егорки от изумления даже, кажется, сил прибавилось.
— Как-как, — сказала девочка, — никуда я не приходила. Это он сам пришёл, когда Акинфий Дмитриевич на Красной площади торговал. Купил гусиных перьев да песка для письма. А я почему-то сразу подумала, что он тебя знает. И он ещё ведь только сначала кажется сердитым, а на самом деле очень добрый.
— Я знаю, — улыбнулся Егорка.
Варя вздохнула:
— Только мало кто это видит. Он книжку потом и принёс. Сказал, чтобы я тебе передала.
— И он тебе сразу поверил?
— Вот, поверил.
Варя посидела у Егоркиной кровати ещё немного, болтая о торговых делах, потом засобиралась:
— Пора мне, Акинфию Дмитриевичу на базар надо.
— До свиданья, Варя.
— До свиданья. Можно я ещё приду?
— Конечно, приходи.
Варя направилась к двери и уже на пороге обернулась:
— Егорка! Через шесть, нет, через пять лет я вырасту, и мы с тобой поженимся. И потом уйдём далеко, за Волгу, за Камень [132] .
132
Камень, Каменный пояс — так в старину называли Уральские горы.
— Я знаю, — снова улыбнулся Егорка, вспомнив их первую встречу в Москве.
— А ты не смейся. Всё так и будет. Уж я-то знаю точно. Скоро, скоро, открыт нам будет пусть навстречу солнцу. До самого дальнего моря-океана.
Когда Варя вышла из светлицы, Егорка сел в кровати, опустил ноги на пол и попытался встать. Голова кружилась, дрожали коленки, но он сделал шаг к окну. Потом ещё и ещё. Опершись руками о подоконник, он смотрел вниз, на крыльцо, рядом с которым стояла гружённая какими-то мешками телега. Варин отчим Акинфий Дмитриевич терпеливо дожидался её у терема.
Когда Варя вышла и уселась рядом, Акинфий Дмитриевич, взяв вожжи, легонько стеганул ими лошадь. Телега тронулась, Егорка провожал её взглядом, отметив про себя, что Акинфий Дмитриевич и впрямь хороший хозяин. Колёса подогнаны ладно, не скрипят и не болтаются на осях.
Когда они уже отъехали от крыльца саженей на двадцать, Варя вдруг заёрзала, завертела головой, потом обернулась и посмотрела как раз на то окошко, в котором стоял Егорка. Но видеть его она не могла — вставленная в рамки слюда пропускала слишком мало света. Но всё равно — улыбнулась и помахала ему рукой, как будто знала.
И Егорка тоже улыбнулся и помахал ей в ответ.
Эпилог
Рим, поздняя осень 1572 года
Неприметный невысокий прохожий, одетый в простой серый плащ, пересёк улицу на окраине Вечного города, споткнувшись о выбоину в мостовой. Обветренное
Невысокий широкоплечий человек в чёрном трико и зелёном камзоле посторонился, пропуская гостя.
— Приветствую тебя, Джузеппе, — сказал тот.
— И я приветствую тебя, брат Гийом. Отец провинциал ждёт тебя.
Брат Гийом поднялся по лестнице на второй этаж и вошёл через открытую дверь в небольшую комнату с чёрными шторами на окнах. За столом сидел отец провинциал. Они были знакомы уже много лет и приветствовали друг друга, как старые друзья:
— Здравствуй, Гийом. Рад видеть тебя в добром здравии. Ведь при твоём роде занятий это так сложно.
— А я рад, отец провинциал, что ты рад. Но вдали от Рима здравие часто сохраняется лучше.
Священник улыбнулся, по достоинству оценив шутливое приветствие Гийома, намекнувшего на интриги вокруг Святого престола.
— Итак, письменный доклад о своём визите в Московию ты составишь позже, а сейчас я хотел бы услышать обо всём от тебя лично. Так, знаешь ли, лучше проникаешься духом событий.
— Доклад уже составлен, — сказал Гийом.
Он откинул полу плаща и, достав из висящей на левом боку небольшой сумки свиток, протянул его отцу провинциалу. Тот принял документ, тут же убрав его в ящик стола.
— Как я попал в Московию, тебе известно, — сказал Гийом, — всё прошло великолепно. Безупречное владение русским языком и врождённые способности к лицедейству позволяли мне преображаться в людей самых разных сословий. И это ни разу не вызвало подозрений местных жителей. Как мы и планировали, в Каргополе я встретил этого юношу, Петера. Он показался мне весьма способным человеком. После расставания с ним я отправился в Новгород, чтобы выполнить известное нам обоим задание.
— Об этом немного позже, Гийом. Сейчас меня больше интересует всё, что связано с Петером и его миссией.
— Тут я должен извиниться за свою ошибку, отец провинциал.
— Вот как? В чём ошибка?
— Я неверно оценил возможности Московии и ориентировал Петера исключительно на завладение знаменитой либереей царя Ивана.
— Но это достойная цель.
— Да, но в тех условиях было необходимо бросить все силы на снижение оборонных возможностей русской державы вплоть до ликвидации персон, от которых зависела организация отпора крымскому войску. Я уже составил список тех, кого подлежало устранить в первую очередь, но потом, узнав о количестве имеющихся в столице войск, решил, что русские не сумеют оказать значимого сопротивления татарам. Но князь Михаил Воротынский оказался слишком упорным в обороне, а боярин Дмитрий Хворо станин — умелым и отважным полководцем. Я бы даже сказал — изощрённым. Кроме них было несколько десятков фигур поменьше. Но именно из-за их деятельности не слишком многочисленное русское войско оказалось в избытке обеспечено оружием и щитами для гуляй-города, благодаря чему у Воротынского с Хворостининым появилась возможность проявить свои полководческие таланты.