Охота на льва. Русская сова против британского льва!
Шрифт:
– Вот те крест, ваш бродь, не ведаю! Знаю только, что аккурат под вечер, в прошлый четверг, к нему приехали двое молодых щеголей, али студентов. Споренько так погрузили перловы манатки в пролетку, его самого и укатили.
– Погоди-ка, говоришь, приехали двое молодых и увезли?.. А мистер Пёрлз… сопротивлялся?
– Двугривенный бы…
– А, вымогатель чертов, держи! Полтину целую даю. Авансом!..
– Ага. Благодарствуем… Так нет же, британец этот будто сам с ними сел. Хотя физия у него шибко грустная была. Попрощался со мной даже,
– Прямо так и сказал? – нахмурился Голицын.
– Так ить примерно… – Толстяк попробовал на зуб полтинник и спрятал в карман.
– А молодые что?
– Ничего. Помалкивали… Не, вру. Когда уже садились в пролетку, тот, что постарше, брякнул второму, мол, на Петроградскую не поедем, сразу за Обводным налево свернем, дескать, есть место и поближе.
– Слушай, Аристофан Мануилович, – Андрея внезапно осенило, – а вот мог бы ты, к примеру, тех двоих опознать?
– По карточке?
– Нет. Живьем.
Швейцар снова почесал брюхо, потом за ухом и хитро прищурился на капитана.
– За полтину?
– За целковый!
– Запросто!
– Ну, тогда поехали…
Догадка, пришедшая Голицыну в голову в доме на Мойке, оказалась верной. Аристофан Мануилович уверенно опознал в неудачливых налетчиках, напавших два дня тому на капитана у дома вдовы Пашутиной, тех самых «молодых щеголей», которые и увезли мистера Пёрлза в неизвестном направлении за несколько дней до встречи на Лифляндской.
Заплатив честно отработанный целковый памятливому швейцару, Андрей отправил его восвояси, а сам кровожадно уставился на своих крестников.
– Ну, что, голуби сизокрылые, поворкуем?
– Не понимаю, о чем… – начал было заносчивый Жатецкий, но Голицын грубо его оборвал:
– Не дурите, пане! Где Пёрлз?
– Какой еще… – попытался возмутиться Тухачевский, но, перехватив красноречивый взгляд напарника, стушевался.
– Ага. Значит, снова разговора не получается? – Андрей недобро прищурился. – Конвойный! – крикнул в сторону двери. – Этого, – указал на Жатецкого, – обратно в карцер… – А вот с вами, Михаил Николаевич, – продолжил Голицын, когда строптивый поляк вышел, – побеседуем, как говорится, по душам.
– Я не собираюсь…
– Полноте, господин Тухачевский. К чему упрямиться? Мне ведь показаний швейцара достаточно, чтобы возбудить против вас обоих уголовное дело о похищении иностранного подданного. В курсе, сколько вам за сие полагается?..
Молодой человек, набычившись, молчал. Капитан ждал. Наконец Тухачевский сдался.
– Ладно. Что вы хотите знать?
– Куда вы дели Пёрлза? И уж заодно, кто теперь является правой рукой вашего шефа, мистера Рейли – пардон! – господина Лембовски?
Голицын оперся на спинку стула, закинул ногу на ногу и демонстративно посмотрел на большие, красного дерева часы в углу кабинета. Тухачевский тоже попытался принять независимую
– Господин Уэсли Пёрлз, то есть Джордж Уотсон, – заговорил он глухим голосом, – действительно был одно время главным помощником, вернее, первым заместителем господина Лембовски в Обществе дружбы Великобритании и России. Но он каким-то образом узнал, что господин Лембовски… использовал довольно крупную сумму, выданную ему господином генеральным консулом мистером Локхартом, не по назначению…
– То есть – украл?
– Д-да… Он очень хотел прикупить для себя одну ценную вещь… Ну, вот Уотсон и поймал его на горячем, потребовал объяснений, пригрозил доложить о его неблаговидном поступке в Лондон…
– И Рейли испугался…
– Нет! – Тухачевский поднял голову и удивленно посмотрел на Андрея. – Рейли, по-моему, вообще ничего не боится… Нет, он здорово разозлился. Сказал, что чистоплюям не место в разведке.
– Понятно, – удовлетворенно кивнул Голицын. – Куда вы дели тело?
– Да там оно, на Лифляндской, у вдовушки в сарае, на леднике лежит…
– Кухарка же каждый день на ледник бегает. Придумайте, Тухачевский, чего поумнее.
– Так лето ведь, лед в яме тает. Спустили в яму, сбоку лед подковырнули, завалили…
– Ага, выходит, вдовушкины сливки к кофею на покойнике стояли?! Ничего себе!
Капитан, не удержавшись, выругался, вызвал конвойного и отправил молодого убийцу в камеру, а сам сел составлять предварительный отчет. Напрягало его обстоятельство, что сейчас у Пашутиной обыск нельзя было устраивать, дабы не вспугнуть остальных «друзей России». С другой стороны, после ареста сразу двух исполнителей Рейли мог насторожиться и постараться замести следы, избавиться от трупа помощника.
«Вот же мерзавец! – внутренне негодовал Голицын. – Ему даже соотечественника прихлопнуть – раз плюнуть. И откуда только такие звери берутся?..» Впрочем, он тут же вспомнил, что Рейли никакой не англичанин, благо, что получил британское подданство, втеревшись в 1895 году в доверие к агенту Бюро разведки Ее Величества, Чарльзу Фотергиллу. Рейли якобы спас агента от разъяренной пумы, и тот в благодарность, по возвращении в метрополию помог ему получить британский паспорт и превратиться из Зигмунда Розенблюма в Сиднея Рейли.
Чтобы хоть немного успокоиться, Андрей отправил к дому Пашутиной еще одного сотрудника под видом бродяжки, устроившего себе лежку на задах усадьбы, в небольшой рощице, сохранившейся при застройке. Этому агенту Голицын строго-настрого наказал: отмечать всех, кто появится в его поле зрения, независимо от внешнего вида и направления движения.
Расторопный Шварц устроил телефонный разговор между Голицыным и Давыдовым.
– Здравствуй, Денис. Вся надежда на тебя. Из нас всех ты единственный участвовал в люйшуньском конфликте. Тебе что-либо говорит фамилия Залесский?