Охота на льва
Шрифт:
— Мы требуем, а не просим! — оратор, влезший на опору фонарного столба, был очень молод и еще не избавился от юношеских прыщей — однако это не мешало ему произносить зажигательные речи. Девушки в клетчатых юбках работниц ткацкой фабрики смотрели на него с восторгом.
— Требуем, а не просим! Тре-бу-ем! — закричали из толпы.
Цепочка охранцев, что удерживала толпу на небольшом пятачке набережной, слушала совершенно без интереса. Крич и Пазум, которых сегодня определили в оцепление, сидели чуть поодаль, под зонтиком уличного кафе, хозяин которого увидел скопление
— Доколе власть будет притеснять истинно верующих? — продолжал разоряться прыщавый оратор. — Доколе власть будет игнорировать интересы лучших представителей народа? Даешь выборные органы самоуправления! Даешь полную и неограниченную свободу собрания! Даешь свободную прессу! Долой тотальный контроль общества! Мы требуем, а не просим! Пришло время говорить открыто!
— Крич, думал ли ты, что в столице будет вот такая ерунда? — спросил Пазум и ткнул пальцем в сторону митингующих. — Чудные дела творятся, — и, сложив руки рупором у рта, крикнул оратору: — «Даешь» надо девкам румяным кричать!
Румяные девки из числа зрителей кокетливо захихикали. Крич отхлебнул крепкой пенной браги из своей кружки и пожал плечами.
— Да ну, чудные… Дураков всегда хватало. Это сейчас государь всем все разрешает по доброте душевной, — в доброту его величества Крич верил примерно так же, как в то, что феи дарят детям конфеты за выпавшие зубы, но никогда не забывал, что и у стен бывают уши, — а вот мне отец рассказывал, что при старой власти таких говорунов быстро бы разогнали из пистолей на поражение.
— Шли бы лучше работали, — поддакнул Пазум. — Больно умные.
Прыщавый едва было не сверзился со своей верхотуры, но кричать о несправедливости власти не прекратил. Несправедливость… ведь, наверное, в академиуме учится, а при других раскладах и читать бы не умел, и крестик ставил вместо подписи. Всех плохая власть выучила, накормила, воспитала, жаль, что на свою голову.
В это время откуда-то слева повеяло крепкими и сладкими духами, и к господам старшим офицерам подбежала бойкая баба в пышном желтом платье и накидке по сезону.
— Тара Вильница, — представилась она и сунула в руки Кричу и Пазуму модные визитки с обрезным краем, — мастерица гильдии проституток.
— Иди отсюда, — сказал Пазум, — мы на работе.
Но мастерица и не вздумала убираться. Она подобрала юбки и втиснулась на лавку между мужчинами, малость обалдевшими от подобного напора.
— Господа, — сказала она, — это ведь вы расследовали убийство моей голубки, Милы Квиточек? Изрезал ее белесый изувер…
— Мы, — сразу же подобрался Крич. Видение погон начальника ушло на задний план размышлений, но не утратило своей сладости.
— Вот вам круг святой, он сейчас там стоит! — зашептала проститутка, схватив Крича за рукав и тыча пальцем в сторону митингующих. — Он это, подлец белобрысый! Стоит и ухмыляется, а Милу, девоньку мою, всю ножиком истыкал! Пойдемте! Схватите его, чтоб неповадно было!
Крич мигом отставил пенное и вылез из-за лавки. Вильница подхватила его за рукав и потянула к толпе, которая уже слушала другого
— Вон он! Вон! Башка белесая торчит!
Крич всмотрелся. Высокого джентльмена, на которого указывала Вильница, пока было видно только со спины. Крич некоторое время изучал его дорогой плащ и почти военную выправку, но когда он сделал шаг в нужном направлении, то светловолосый незнакомец словно почувствовал, что за ним следят, и быстро выскользнул из толпы. Крич кинулся за ним, шустро работая локтями, но успел только увидеть, как блондин садится в дорогой открытый экипаж.
На двери красовался аальхарнский герб. Транспорт принадлежал одному из членов государственного совета, и Крич замер, прекрасно понимая, что ничего не сможет сделать. Кучер хлестнул лошадей, и экипаж быстро покатил вдоль набережной. Крич проводил его задумчивым взглядом и вернулся за свой столик.
Он все-таки узнал незнакомца. Блондин с военной выправкой передавал ему документы на новое звание: Крич тогда пришел в государственную канцелярию, и… Да что теперь мечтать о погонах, уплыли погоны.
Проститутка и Пазум смотрели на него с одинаковым выражением нетерпения на лицах. Крич сел на лавку и как следует приложился к пенному, а затем многозначительно показал пальцем в небо и сказал:
— Все, некого ловить. Он ушел.
— Что-о? — воскликнула Вильница и уперла руки в бока. — Как ушел? Как это ушел? Вы что, лиходея упустили?! Да как так!
— Дура баба! — рявкнул Крич. — Ты хоть понимаешь, кто это?
— Кто? — в один голос спросили Вильница и Пазум.
— Привец! — свистящим шепотом ответил Крич. — Личный помощник государя! Дура ты, дерьмом набитая! Ты кого обвиняешь-то!
— Привец? — таким же шепотом воскликнул Пазум. — Синий Загорянин? Да вы что, да быть не может!
Вильница уперла руки в бока.
— А я говорю, что это он! Я птица битая, меня не проведешь! Я его сразу узнала, сволочь такую! Синий он, голубой… Убийца, душегуб!
Крич не сдержался и закатил ей затрещину. Вильница не возмутилась: по долгу службы она знавала и не такое обращение.
— Даже если это и он, — начал Крич, — то кто поверит, что сам господин Привец, которого государь отличает, убивает проституток! Кто поверит, что он вообще ходит к проституткам! Да к нему знаешь, какие благородные дамы в очереди стоят, отсюда до синего моря! Это ж надо…
— Я не знаю, какие дамы к нему стоят и куда его отличают, — гневно зашипела Вильница, — но он зарезал мою Милочку, как свинью! Да я до государя дойду!
— Не ори! — Крич погрозил ей кулаком. Кулак был действительно впечатляющим; мастерица гильдии проституток мигом умолкла. — Ну как я пойду ордер выписывать! Таких персон никто не арестовывает. Никогда. И ради кого? Ради шлюхи малолетней? Да не смешите…
Вильница помолчала, а потом пустилась в совершенно незаконные и еретические рассуждения о том, что времена пошли сложные, и вполне может статься так, что тот, кто сегодня был первым другом его величества, завтра станет вполне себе частное лицо господин Привец. Всякое случается, и разная каша может завариться.