Охота на мух. Вновь распятый
Шрифт:
Когда комиссар отдал все необходимые распоряжения, Сарвар собрался было покинуть кабинет, но комиссар остановил его и стал спрашивать совсем о другом.
— Это правда, что ты знаешь четыре восточных языка? Мне Игорь очень тебя хвалил.
— Хорошо знаю только три! — честно признался Сарвар.
— Какие? — высказал свою заинтересованность комиссар.
— Турецкий, персидский, арабский! — перечислил Сарвар. — Немножко знаю пуштунский.
— Однако! — поразился комиссар. — И кто тебя научил всей этой премудрости?
— Отец! — ответил Сарвар и побледнел, сразу почувствовал себя
— Он очень хороший педагог! — глубокомысленно заметил комиссар. — Мы это учтем!
Комиссар сделал только ему понятную пометку в деле, решившую судьбу Анвара, отца Сарвара. Теперь он мог быть спокоен: ему не придется возвращаться в Норильск, на рудники, или ехать на лесоповал в тайгу. Теперь ему предстояло довольно сносное существование, заключение, в одном из закрытых «НИИ», где хоть и был тюремный режим, но все заключенные выполняли работу по своей прямой специальности. Именно такие закрытые заведения и назывались на тюремном жаргоне «шарагами» или «санаториями».
— Разве хороший педагог не может быть врагом? — с вызовом спросил Сарвар.
— Не только могут, но и охотно становятся! — одобрительно улыбнулся комиссар. — Я знаю довольно много случаев: Мумтаз, Хулуфлу, Чобанзаде, Ахундов… Кстати, и твой отец был с ними знаком. Ты — молодец, юноша! Я тебе лично объявляю благодарность.
Сарвар опять побледнел, на этот раз от волнения, встал со стула, вытянулся в «струнку» и звонко отчеканил:
— Служу трудовому народу!
— Уже надо говорить: «Служу Советскому Союзу!» — поправил его комиссар. — Я займусь твоей судьбой сегодня же. Это же надо: четыре восточных языка знать… Ты свободен, дорогой, но домой пока не заходи. Погуляй, в кино посиди. Вот, возьми пять рублей. Бери, бери! Ты с этой минуты на полном нашем обеспечении! Но никому ни звука. С этой минуты рот на замке! Даже мой сын ничего не должен знать. Ясно?
— Так точно, товарищ комиссар! — еще сильнее вытянулся «в струнку» Сарвар.
Он осторожно взял положенную комиссаром на стол пятерку, лихо развернулся через левое плечо, как его учили на уроке военной подготовки, и, чеканя шаг, вышел из кабинета.
Комиссар позвонил на пост.
— Юношу выпусти! — велел он часовому.
Затем подошел к сейфу, открыл его, достал заветную секретную папку, открыл ее и вписал фамилию Сарвара в список агентов. Только вчера он получил предписание срочно подготовить группу агентов для заброски ее в Иран.
После чего позвонил начальнику разведывательно-диверсионной школы и дал ему адрес Сарвара, объяснив ситуацию.
— Ты его вечером обязательно забери! — посоветовал комиссар. — Аттестат зрелости он, считай, уже получил, пусть теперь получает профессиональные навыки. Из него должен получиться ас, только свои «мертвые петли» он будет совершать не в небе, а на земле. А дома ему больше делать нечего…
Сарвара ноги понесли сразу домой, едва он покинул ставшее родным учреждение, как усталого коня после тяжелой работы в поле, и ему потребовалось усилие воли, чтобы свернуть в ближайший кинотеатр, где он взял билет на кинокартину, которую уже давно хотел посмотреть, но то денег не было, то времени: «Девушка спешит на свидание». До начала сеанса оставалось еще время, и Сарвар зашел в кондитерский
«Теперь нам вновь вдвоем придется куковать! — подумал заботливо Сарвар. — Правда, комиссар на что-то намекал, но от намека до исполнения долгая дорога».
Фильм Сарвару понравился. Давно он так не смеялся, аж до слез. С таким вот великолепным настроением Сарвар и пришел домой. Нес в руке бумажный кулечек с конфетами, чтобы «подсластить» Соне ее огромное горе. Сарвар не сомневался, что тетка действительно любила отца, и жалел ее. Поэтому и купил помадки, а не истратил деньги на мороженое.
Войдя во двор дома, он увидел почти всех соседей, стоявших у дверей Сониной квартиры.
«Черт! — застыл столбом Сарвар. — Неужели я рано явился? Что там так долго искать? Вещей почти что нет… Пол, наверное, вскрывают…»
И он повернулся, чтобы уйти, но в последний момент заметил, что дверь квартиры Сони открыта и из-под открытой двери сильно тянет резким запахом газа.
Предчувствие трагедии так сильно толкануло Сарвара в сердце, что он едва не упал. И молчание соседей, и их скорбные, сочувствующие взгляды стали понятнее любых слов. А сердце колотилось так, что, казалось, еще немного, и оно выпрыгнет из груди и либо улетит, либо, перепрыгивая огромными прыжками через дома, скроется в море, отчего температура воды резко повысится, настолько он ощущал жар в груди.
Зейнаб визгливым голосом нарушила молчание:
— А этого волчонка надо в детдом отправить! Я напишу письмо, а вы все подпишетесь.
— А комнату отдельную с верандой тебе? — злобно откликнулась другая соседка. — Накось, выкуси!
И она торжественно сунула в лицо Зейнаб комбинацию из трех пальцев, то бишь кукиш. Зейнаб побагровела, и ссора стала как будто неизбежной. Но ее быстро пресек муж Зейнаб, всю жизнь проходивший у нее под каблуком. Он сначала молча врезал жене по уху, да так, что она метра три ловила быстро руками воздух, чтобы не упасть, а затем коротко и кротко, с печалью в голосе сказал:
— У человека горе, а вы языки распустили!
И опять воцарилась мертвая тишина, и опять жалостливые взгляды сомкнулись на Сарваре. Он, продолжая держать перед собой, словно от чего-то защищаясь, кулечек с конфетами, вошел в квартиру. Запах газа стал сильнее, стал резать глаза.
То, что не было отца, для Сарвара не было открытием, но отсутствие Сони его стало беспокоить, а сердце заныло еще сильнее и больнее. Все вокруг было перевернуто вверх дном, вверх тормашками. Обойдя взглядом комнату, Сарвар заметил лежащий на столе лист белой бумаги, на которой было что-то написано почерком Сони.
Сарвар подошел к столу, взял лист и прочел:
«Я знаю, что это сделал ты! Будь, ты проклят! У меня нет больше сил жить в этом страшном мире!..»
Сарвар раз за разом перечитывал и перечитывал предсмертное послание Сони, не замечая, как из опущенного книзу кулька одна за другой выскальзывают помадки, любимые конфеты Сони. Они глухо шлепались на пол и старались подальше откатиться от человека, который их купил для уже мертвого человека.
— Прими наше сочувствие! — услышал Сарвар за спиной глухой бас.