Охота на некроманта
Шрифт:
Дальше тянуть не стоило. Настя сгребла в горсть гравий, стараясь заодно захватить куски земли покрупнее, и качнулась вправо, словно собиралась обойти аномалию, но вместо этого швырнула землю себе под ноги — как раз в первую тень. Звук вышел странный — как серия тихих щелчков, словно пластиковые шарики на пол попадали. Или Егор пластины брони схлопнул.
Задержав дыхание, Настя бросилась влево, огибая тень по самому большому радиусу, который был возможен. Кроссовки скользили, дважды она едва не съехала по склону, но выправилась и чуть ли не на четвереньках рванула вверх, запретив себе оглядываться.
Добравшись
Луна, холмы, низины, черная земля вперемешку с гравием, ноябрьская холодрыга, пар изо рта и... никаких теней. Ровным счетом. Только те, что положены физикой — на неосвещенных луной склонах.
Впору сдаваться в дурку.
Но различать реальность и глюки Настя умела. Этому упокойников учили. То есть как учили... Сунули в зубы постулат, что если тебе мерещится — тебе не мерещится, и дело с концом. Не умеют некроманты галлюцинировать в свое удовольствие, так что никакого вам волшебного кино — ни от белой горячки, ни от наркотиков.
Получается, тени были вполне себе существующими в реальности объектами. Может, их отбрасывало нечто, невидимое для глаз, но вот физическим законам на зрение было положить — если свет через объект не проходит, значит, получите тень.
Настя так и этак крутила эту мысль в голове, но представить, кто или что может отбрасывать такие странные тени, не получалось. Да и уверенности в том, что это именно тени, не было.
Вид с вершины взятого с разбега холма открывался печальный — никаких признаков Егора и Луки. Ни отпечатков ног, ни пятен от недавних оползней. Тут точно никто не ходил — вон она целую цепочку следов за собой оставила на склоне, темнеют.
Настя как раз прикидывала, стоит ли запихнуть мешающий пистолет в самый большой карман разгрузки, когда какое-то смазанное движение на периферии зрения заставило обернуться.
И вот тогда она увидела.
Парадокс в том, что вставший особо и не скрывался — только глаза прикрыл до узких щелок, которые с такого расстояния выглядели как две короткие бледные черты. Глаза прикрыл и замер: этого оказалось достаточно, чтобы оттуда, снизу, да и отсюда, сверху при беглом взгляде оставаться незамеченным. А вот из позы огородника, в которой Настя застыла, вытряхивая набившуюся в кроссовок землю, вставший был как на ладони.
Шкура третьей формы практически один в один повторяла расцветку окружающего рельефа — серо-черная, в разводах. Стыки костяных пластин смыкались, не давая разглядеть сегменты и сгибы, но когда вставший чуть смещался — становились теми самыми четкими тенями. Маскировочный окрас сбивал с толку, в глазах от него двоилось, силуэт размывался и сливался с холмом. Вставший снова пошевелился, броня разошлась, появились три черные полосы, и стала видна широкая грудь. Зато общий контур растаял, слился. Хамелеон. Чтоб не потерять вставшего из виду, смотреть следовало не прямо на него, а чуть мимо. Как на стереокартинку в журнале. Страшненькую стереокартинку. Смертельную.
И что делать? Выстрелить? Накинуть на клиента пару печатей Луки (которые продолжали вести себя так, словно не клиент рядом, а дерево)? Бежать, а потом умереть, или просто умереть сразу на месте от страха? Последнее подкупало простотой исполнения.
Если считать
Вставший, кажется, понял, что его раскусили, если там было чем понимать: распрямился, раздвинул лицевые кости, открывая яркие глаза целиком. По шкуре прошла короткая волна, морок рассеялся, и вставшего стало видно целиком. Только вот радости это не прибавило.
Настя навскидку определила тип. Выходило, что на склоне стоял валет, но нестандартно мелкий, с явной нехваткой массы. Хотя делать выводы было рано — слишком уж сильно утопали в гравии его ноги. Вполне могло оказаться, что вставший — как айсберг, и большая часть массы у него под землей. Не красавец — ближе к масленичному чучелу, чем к человеку. Без шеи: бугристая молотообразная голова начиналась сразу от плеч, и оттуда же вырастали конечности — руками эти штуки назвать язык не поворачивался. Тонкие у плеч, облезлые, в отслаивающихся струпьях, к середине они утолщались и заканчивались у самой земли огромными грушевидными наростами — словно к потрепанным резиновым шлангам гири спортивные привязали и покрасили в серо-черный цвет. Ноги, слишком короткие, чтобы прочно удерживать рыхлое туловище, оканчивались круглыми, как у слона, ступнями, утопленными в склоне. Овальная, сплюснутая сверху и снизу башка походила больше на кувалду. Без излишеств — только глаза и закрывающие их то ли пластины, то ли складки. Ни ушей, ни рта, ни носа.
Настя приготовилась бросить все и бежать, как только вставший придет в движение. Свои шансы она оценивала трезво. Противостоять даже мелкому и слабому валету в лучшем случае получится секунд десять — даже с тем запасом печатей, который распихан по карманам. Да и замечательные заготовки Луки в упор валета не замечают, а ведь должны чуть ли не карманы жечь.
Вставший если и наблюдал за Настей, то хватать не торопился. Оставался на месте, только тонкие пластины на бугристой морде двигались — то закрывая глаза, то открывая.
Настя осторожно попятилась за гребень холма, прикидывая, в какую сторону бежать, чтобы быстрее пересечь Рассоху и нырнуть в лес. Не то чтобы лес чем-то выгодно отличался, но быть размазанной по осинкам казалось почему-то приятнее.
Рыхлая земля подло заскользила, и Настя медленно, спиной вперед, чтобы не выпускать из поля зрения гребень, за которым остался валет, сползла с вершины холма в низину. Тот пускаться в погоню не спешил — то ли действительно был калечным и недоделанным, то ли по свойственной валетам привычке поджидал компанию.
Некстати налетевший порыв холодного ветра швырнул со склона в лицо мелкую пыль. По закону подлости попала она точно в глаза. Несколько секунд ушло на то, чтобы проморгаться. На гребне по-прежнему было пусто, и Настя решилась — продолжая тереть глаза, развернулась и рванула по прямой на следующий склон. Пробежать удалось от силы метра два — ускорения как раз хватило, чтобы со всей дури впечататься в нечто.
От удара заломило шею, а в носу мерзко и громко хрупнуло. Боль пришла мгновением позже — сильная, резкая, разом застилающая глаза слезами. Настя, зажав переносицу, чтобы остановить хлынувшую кровь, и пошатываясь, сделала шаг назад, сквозь пелену пытаясь разглядеть, во что ухитрилась так неудачно воткнуться.