Охота на охотника
Шрифт:
...но порой весьма и весьма удобно.
Эпилог
Эпилог.
От рыжих волос пахло типографскою краской, пятнышко которой осталось на щеке, и Димитрий не удержался, дотянулся, стер.
– И все равно, - Лизавета упрямо мотнула головой.
– Я не понимаю, что тебе не нравится? Вы хотите популярности, но при том совершенно не хотите открываться людям. Придумать сказку? Это, конечно,
Димитрий развел руками.
Когда она злилась, то становилась будто бы выше ростом.
– Так ведь... вчера отчитались, что материалы поданы.
– Поданы, - неожиданно спокойно согласилась Лизавета.
– Материалы... ты их читал?
– Нет.
– А мне пришлось.
Она крутанула колечко на пальце, как делала всегда, нервничая. И стало быть, зря Димитрий поверил Войтеховскому с его уверениями, будто бы все сделано в лучшем виде.
– И как?
– осторожно поинтересовался Навойский, на всякий случай отступая к двери.
Норов у невесты был... неспокойным.
– Как?
– Лизавета нахмурилась.
– И вправду хочешь знать, как? А вот так... Его императорское Величество бдит.
– В смысле?
– Про смысл у своих спрашивай. Я тебе цитаты даю. Бдит о народном благе денно и нощно. Особенно, полагаю, нощно. Ночами оно вообще как-то бдеть сподручней. Особенно о народном благе...
– Лизанька!
– А еще Его императорское Величество челом высок.
– Гм...
– Голос его грозен и вызывает в душе человеческой верноподданическое трепетание...
Димитрий закрыл глаза.
Да. Определенно. Этот опус следовало прочесть до того, как он ушел к Лизавете.
– А у наследника многообещающий взор, пронзающий душу до самой печени. И я тебе клянусь, что так оно и было написано, мол, до самой печени. Там еще есть длань, которая простирается над миром. И прекраснодушное очарование императрицы. Они у тебя вообще в школе учились? Это же... я понимаю, что вам нужно представить Императора народу, что хотелось сделать это как-то... более-менее патриотично, но не до такой же степени! А это еще... как там было... что-то про приступ горячей народной любви. Это у лихорадки приступы бывают. И у холеры... в общем, уточни у Одовецкой.
Она махнула и опустилась на скамью.
– Как хочешь, но это я в печать не пущу... это бред! И если ваши газеты его печатают смиренно, то не значит, что и я буду!
– Не будь.
– И не хочу... у меня, между прочим, репутация только складывается... два нумера всего вышло...
...и каждый дался немалой кровью.
А уж цензура и вовсе едва ль не открыто обвиняла Навойского в преступном попустительстве, но...
...к газете приглядывались.
Читали.
И сколь Димитрий знал, второй выпуск пришлось допечатывать.
– Ты попросил освободить полосу.
– она махнула рукой.
– Извини.
– Не извиню.
– Извинишь, или я тетушке нажалуюсь.
– Это нечестно!
– Зато действенно...
– Димитрий взял невесту за руку. Пальчики дрогнули.
– Может, сама возьмешься? Помнится, со Стрежницким у тебя весьма душевно вышло... неизвестные герои Смуты...
Лизавета фыркнула и порозовела. Правда, сказала смущенно весьма:
– Он на меня до сих пор волком глядит, хотя я и фамилии не упоминала...
...будто кому-то она надобна.
– За погляд денег не берут, а что до фамилии, то... мои остолопы хотели как лучше, но, похоже, слегка перестарались... и все-таки писать придется. Сама понимаешь.
Газета, хоть и именовалась независимой, - чему, правда, не особо верили в свете, хотя и кивали, соглашаясь, мол, независимее некуда, - но существовала на казенные деньги, выделенные окольным путем. Всех этих казначейских хитростей Навойский и сам до конца не понимал, но, главное, работало.
Станки запущены.
Номера вышли и, пусть особой выгоды пока не принесли, однако перспективы открывались презамечательнейшие.
– Или вот про границу еще...
– А про публичные дома твои не пропустили, - пожаловалась Лизавета.
– Так тема-то... болезненная.
– То есть, если делать вид, что их не существует, то и проблема рассосется?
– она вновь нахмурилась.
– А ты знаешь, что за последние двадцать лет количество публичных домов увеличилось втрое? И что две трети их - это вовсе не те заведения, куда приличный человек заглядывает? И что не все несчастные попадают туда добровольно? И что порой городовые закрывают глаза на такие вот заведения, не бесплатно само собой...
Димитрий поднял руки, показывая, что сдается.
– Давай так...
– Навойский знал и это. И многое иное.
О том, скажем, кому платят уже городовые.
И кто на самом деле владеет «Сенью ивы», заведением старым, если не сказать, почтенным, приносящим немалый доход и отнюдь не одной лишь торговлей телом. Впрочем, телом тоже торговали, мужским, женским, порой детским, а с ним - и чужими секретами.
Порой и вовсе тайнами государственными, причем не важно, какого именно государства. Были бы деньги.
У завсегдатаев были.
Еще мог бы поведать о так называемых закрытых клубах, принимавших гостей крайне неохотно...
...о том, что два таких клуба принесли немало головной боли Навойскому, ибо дела, в них творившиеся, не то, что непотребными, незаконными были. Однако же почтенные члены полагали, будто давно уже стоят над законом.
Было...
...много всякого. И Навойский не был уверен, что следует вытаскивать грязные эти тайны на свет божий. Правда? Правда, дело хорошее, только...