Охота на пиранью

Бушков Александр Александрович

— Может, Толенька, и плюс. Там посмотрим, — голос был не особенно приятный, елейноехидный. — Девочку не трогали?

— Да вы что, Кузьмич…

— Ну смотри, Толик, смотри. Ты уж не подводи старика, а то мне за тебя холку свою собственную подставлять неохота, своя, не у дяденьки…

— Кузьмич, в натуре…

— Верю, милый. Только отчего это у нее на чистой тельняшечке грязная пятерня отпечатана? Вы бы хоть ручки блудливые мыли поутру… Кто? — в голосе, определенно принадлежавшем пожилому человеку, прорезался металл. — Ну что, я вас уговаривать буду?

— Ну, я потрогал чуток…

— Мишенька, сокол мой, — металл вновь сменился елеем. — А объясни-ка ты этому обезьяну

заморской породы орангутан, что если хозяин сказал «этак», то и быть должно этак, но уж никак не «так»…

Х-хэк! Судя по звукам, кому-то влепили увесистую плюху, может, даже не голой рукой. Кто-то рухнул, застонал-заскулил, сдерживая вопли, давясь.

— Нар-роды… — грустно произнес Кузьмич над самым ухом Мазура. — Сколько вам ни объясняй, что гнилой Запад силен дисциплиной, все по рассейскому обычаю гнете… Толенька, ты его убери с глаз моих, пока я не осерчал окончательно, в кандидаты его не назначил…

Слышно было, как ушибленного торопливо уволакивают.

— А поехали, пожалуй что, — произнес Кузьмич. — Усадите-ка дорогих гостей на повозку со всем вежливым бережением…

Мазура подняли, повели вперед. Почти сразу же он ткнулся животом во что-то похожее на шлагбаум. И догадался — край телеги.

— Ну, лезь, — подтолкнули его. — Чего корячишься?

Мазур, не шелохнувшись, бросил:

— Колпак снимите.

Колпак и не подумали снять — но несколько рук подхватили его, дернули вверх и не особенно грубо опустили на сено, под которым угадывались доски. Короткое ойканье Ольги — и Мазур почувствовал ее рядом. Кто-то причмокнул, вожжи хлопнули по лошадиному боку, и повозка тронулась, чуть подпрыгивая на невысоких ухабах.

Судя по дыханию и случайным прикосновениям, кроме Мазура с Ольгой на телеге сидели еще двое-трое мужчин. От них пахло хорошим одеколоном, ненашенской туалетной водой и послабее — неповторимым, въевшимся в подсознание за долгие годы ароматом ружейной смазки. Колеса определенно на резиновом ходу — очень уж мягко идет повозка.

Все молчали, только возница порой покрикивал на лошадь порядка ради. Когда прошло минут десять, Мазур решился:

— Кузьмич, а Кузьмич!

— Чего тебе, голубь? — почти сразу же отозвался над самым ухом уже знакомый голос — спокойный, чуточку усталый.

— Колпак бы снял.

— А что, невтерпеж?

— А кому понравится?

— Охо-хо… Колпак, конечно, можно и снять, дело нехитрое. Только ты уж, голубь, давай без глупостей. Побежишь еще, а ребятки по тебе и пальнут сгоряча, бегущий — мишень азартная… Жену молодую вдовушкой оставишь посреди тайги. Да и куда тебе бежать, сам подумай… Ты глаза зажмурь, чтобы с отвычки светом не резануло.

Мазур зажмурился. Грубая ткань поползла вверх по его лицу. Упоительной волной ударил свежий воздух. Втягивая его полной грудью, словно редкое лакомство, Мазур медленно-медленно приоткрывал веки — но все же свет ослепил, пришлось заново зажмуриться. Понемногу растаяли мельтешившие перед глазами радужные пятна, и он смог разглядеть нежданных попутчиков.

Их оказалось целых четверо. Лица возницы он не видел — одну широченную спину. Кузьмич и в самом деле был пожилой, лет шестидесяти, а из-за длинных усов и окладистой бороды казался еще старше. С морщинистого лица смотрели с извечным мужицким лукавством ярко-синие, как бирюзовые шарики, глаза. Физиономия невероятно благообразная — отчего-то сразу верилось, что и нож под ребро этот старичок божий загонит словно бы нехотя, изображая всеми морщинами печаль и тягостную необходимость поскорее покончить со столь неприятным делом. Врагов с такими физиономиями нужно убивать непременно в первую очередь, оставляя остальных на потом…

Остальные

были — два ражих молодца лет под тридцать, один с вполне современными усиками, другой — чисто выбритый. С первого взгляда ясно, что это не более чем шестерки, а главный тут — старикан, опасный, как гремучая змея.

Но самое удивительное — одежда. Все трое одеты так, словно вынырнули из года этак девятьсот шестнадцатого — или приехали прямиком со съемок сибирского боевика прошлых лет вроде «Угрюм-реки» или «Тени исчезают в полдень». Длинные рубахи навыпуск, крученые пояски, долгополые поддевки, заправленные в начищенные сапоги шаровары, черные картузы с лаковыми козырьками. Кузьмич еще при черной жилетке с часовой цепочкой поперек живота. Не бутафорские наряды из крашеного ситчика, а настоящая, добротно сшитая из хорошей ткани одежда старинного фасона. Однако под полой у Кузьмича, под мышкой, чернеет вполне современная кобура, весьма смахивающая на неподдельную «Бианчи», модель Х-88, и из нее торчит внушительная пистолетная рукоятка, судя по эмблеме на щечках и головке курка — «Кольт-коммандер». Это не зацепка, нынче в частных руках масса импортных стволов — у молодого бритого, в синей рубашке в белый горошек, на коленях лежит, кстати, вполне отечественный АКСУ…

— Вот они мы, голубь, — сказал Кузьмич. — Какие есть. Что, не нравимся?

— Не особенно, — признался Мазур. — И с жены капюшон снимите, коли уж такие добрые…

— А чего же? Мишаня, сними. И почему это мы тебе, голубь, не нравимся? — благодушно спросил Кузьмич.

— Не привык я, старче божий, таким вот макаром в гости ездить…

— А это уж кому как повезет, по гостю и честь…

— Загадочки любишь? — спросил Мазур.

— Куда уж мне, скудоумному…

Мазур откровенно озирался. Повозка катила по неширокой таежной дороге, вокруг вздымались высоченные кедры — темно-коричневые морщинистые стволы, густые кроны. Если начерно подсчитать примерную крейсерскую скорость вертолета и нынешнее положение солнца, выходило, что их уволокли куда-то на восток — с небольшим отклонением к северу, градусов на десять. Километров на сто в глубь тайги. Прокачать в уме карту? Нет, потом, в спокойной обстановке, если таковая выдастся…

Он перекатился влево и сел, свесив ноги с высокой телеги. Усатый молодец так и прилип к нему напряженным взглядом сторожевой овчарки.

Вообще-то, если творчески прикинуть, Мазур даже со скованными за спиной руками мог завалить всех четверых пусть и на движущейся повозке. Если у них нет за спиной определенной спецподготовки — шансов у него процентов восемьдесят. Одно-единственное уточнение: для полного успеха валить их следует всерьез. Насмерть, без всяких полумер. А вот с этим как раз и не следует торопиться. Дело даже не в Ольге, повисшей гирей на ногах. Пока есть еще серьезная вероятность, что это идет проверка, не следует увлекаться штамповкой жмуриков. За излишнюю торопливость свободно можно нахватать массу штрафных очков, у него наверняка есть дублеры на предстоящую операцию — а Мазуру и в самом деле что-то захотелось покрасоваться в контр-адмиральских погонах…

— Ну, и что все это значит? — сердито спросила Ольга, уставившись на благообразного старичка — молодец, тоже вычислила старшего. Мазуру нравилось, как она держалась — а ведь не могла не сообразить, что дело нечисто…

— Да что ж это может значить, голубка… — поиграл морщинами Кузьмич. — Неожиданности жизни, вот тебе и весь сказ. Хозяин у нас, милая, гостеприимный. Скучно ведь в тайге без интересных гостей, сама понимаешь. Невзначай и озвереть можно, не заметишь, как шерстью зарастешь. Вот и приглашает со всей душой, а мы люди маленькие, и дело наше подневольное, рады стараться…