Охота на Сезанна
Шрифт:
Ллуэллин остановился и повернулся к Оксби:
– Объясните.
– Если бы одна картина была уничтожена без всяких заявлений, я бы решил, что это сделал маньяк или сумасшедший, и с этим было бы покончено. Если бы погибли две картины и также ничего не сообщалось, я бы сказал, что какой-нибудь псих обрызгал первую картину, а другой человек, никак не связанный с первым, обрызгал вторую. У нас были подобные случаи. Это произошло год назад. Одну картину в церкви в Паддингтоне сильно изрезали ножом. Через неделю то же самое произошло в Суиндоне без всяких объяснений. С моей точки зрения, это были разные, хотя и связанные
Они пошли дальше. Оксби продолжал:
– Но четыре картины в трех странах, одно убийство, и никаких посланий? – Он мрачно поглядел на Ллуэллина. – Это настоящая загадка.
Они дошли до Молл, перешли широкую улицу и вошли в парк Сент-Джеймс. Оксби ускорил шаг. Рассказывая о каждом случае, он перечислял значимые детали, которые были известны, и озвучивал вопросы, на которые не мог ответить: они касались картины Пинкстера и способа, каким был убит Кларенс Боггс.
– Потом Бостон,– сказал Оксби, дотронувшись до руки Ллуэллина. – Это говорит о другом.
– О чем? – спросил Ллуэллин.
– Я все пытался представить, что это за человек и какие у него могут быть мотивы. Почему Бостон? – Оксби криво улыбнулся и повернул на тропинку, огибавшую озеро в центре парка. – Он, должно быть, знал, что в Америке четыре автопортрета, три из которых находятся в музеях. Он выбрал бостонский потому, может быть, что это менее рискованно, чем уничтожить портрет в Музее современного искусства в Нью-Йорке или в галерее Филипс в Вашингтоне. Но прежде всего интересно не то, почему именно Бостон, а почему выбрана Америка. Пресса ухватилась за это. Особенно «Нью-Йорк таймс».
– СМИ просто наслаждаются, – сказал Ллуэллин.
– Но вернемся к другому вопросу: почему Сезанн и почему его автопортреты? Потому что у Сезанна была борода, или лысина, или потому, что он был зажиточным? – Оксби помолчал. – Или это что-то вроде сексуального отклонения: каждый раз, когда преступник обливал картину, он испытывал ощущения убийцы.
– Убийство хранителя Алана Пинкстера не было сексуальным отклонением, – возразил Ллуэллин. – Я уверен, что Алан тяжело перенес это.
– Вы знаете Пинкстера?
– Не особенно хорошо, но Алан появлялся в Нью-Йорке, и я видел его на нескольких приемах.
– Боггса убили примерно через двенадцать часов после уничтожения картины. Не думаю, что это совпадение. Он был отравлен редким ядом, его убил кто-то, кто хорошо разбирается в химии. К тому же вещество, использованное для уничтожения картин, имеет уникальный состав, и его компоненты найти не так просто. Далее, в день уничтожения портрета в галерее Пинкстера работал профессиональный фотограф, он снимал группу служащих из посольства Дании. Там были два снимка мужчины и женщины, личность которых мы не смогли установить. Мужчина стоит спиной, он высокий – выше шести футов. Это все, что мы о нем знаем.
– А женщина?
– Она попала в кадр, но лицо размыто. Думаем, там были и другие фотографии, и мы пытаемся их найти.
Они вышли из парка Сент-Джеймс.
– Я не психиатр, но у нас есть два первоклассных психиатра. Они уверены, что мы имеем дело с психопатом, и это неудивительно. – Оксби остановился и поглядел на Ллуэллина горящими глазами. – Мне не нравится слово «преступник», потому что оно ассоциируется у меня с карманным воришкой, я дал нашему подозреваемому
– Как вы его назвали?
– Вулкан. Весь мир знает, что каждую картину обрызгали каким-то химикатом, и все они выглядели так, будто их вытащили из огня; я знаю это, потому что видел две из них. Кажется, Вулкан – подходящее имя.
– Вулкан, – повторил Ллуэллин. – Бог огня.
Они пошли по Дартмут-стрит к Бродвею и почти достигли пересечения с Виктория-стрит. Ллуэллин увидел обычное здание, холодное и безликое, оно могло бы быть еще одним обычным правительственным зданием, если бы не большая надпись в треугольнике травы: «Новый Скотланд-Ярд».
– Вы ведете меня на допрос? – полушутя спросил Ллуэллин.
Оксби дружелюбно покачал головой:
– Вам просто зададут несколько вопросов, и, поскольку я собираюсь сделать вам серьезное предложение, нам нужно найти укромное местечко. И хороший кофе.
Ллуэллин миновал охрану, прикрепил к лацкану пиджака значок посетителя и последовал к лифту за Оксби. Они вышли на пятнадцатом этаже и пересекли помещение, в котором было множество столов, щелкающих факсов, за пультами управления перед мониторами компьютеров сидели операторы; все было охвачено современной какофонией: писк электронных сигналов телефона, коротковолновых передатчиков перекликался со звоном мобильников. Оксби прошел в кабинет без окон и закрыл дверь, оставив снаружи нервирующий шум, в который они только что окунулись. Кабинет был квадратным. У одной стены располагался ряд телемониторов, посредине стоял большой стол, на другом столе подальше было несколько телефонов, провода, напоминавшие черно-красные ленты, валялись на полу. У другой стены была установлена большая доска на кронштейнах.
– В основном этот кабинет служит конференц-залом, а когда мы обсуждаем сложные дела, он становится нашим Залом Особых Случаев.
На столе стояли термос и чашки.
– Я обещал кофе, – сказал Оксби, жестом приглашая Ллуэллина к столу.
У стола стояли четыре кресла, по два с каждой стороны. Оксби сел в одно из кресел, попросив Ллуэллина сесть напротив, затем произнес:
– Сумасшествие, царящее за дверью, – лишь маленькая часть экспертного отдела, к которому мы относимся. Раньше нас называли отделом искусства и древностей, но теперь мы носим другие цвета. Мы имеем дело с международными и организованными преступлениями. Эллиот Хестон, которому мы подчиняемся, присоединится к нам в одиннадцать тридцать, если его, конечно, не похитит наш комиссар. Еще я попросил прийти сержанта Браули, а также Найджела Джоунза. Джоунз один из наших криминалистов и хочет показать нам кое-что интересное.
Ллуэллин налил себе кофе. Он с любопытством смотрел на Оксби и смущенно улыбался.
– Никогда не думал, что окажусь в Скотланд-Ярде.
– Да это просто отдел полиции большого города, который то и дело вмешивается в дела всей страны. Полагаю, вы, американцы, думаете о Скотланд-Ярде так же, как англичане думают о ФБР: сплошные киношные стереотипы.
– Как давно вы знаете Алекса Тобиаса? – спросил Ллуэллин.
– Мы знакомы десять лет или чуть больше. Особенно много мы общаемся последние два года, с тех пор как он занимается тем же, чем и я. Он сказал, что мы с вами сработаемся.