Охота на Сезанна
Шрифт:
Пинкстер подождал, пока машина Оксби не свернет с подъездной аллеи, прошел в свой кабинет в галерее и набрал длинный номер. Он прижал трубку к уху.
– Да.
Только одно слово, но произнес его, несомненно, Аукруст.
– Они спрашивают о каком-то бродяге. Что произошло?
– Случайность. Он зашел в фотолабораторию, и это было ошибкой. Он убежал, я его поймал и…
Пинкстер ждал дальнейших объяснений.
– Продолжай, что же, черт возьми, случилось?
– Я его ударил, и он упал.
– Ты толкнул его. Мерзавец, ты убил его.
– Я сказал, это была случайность.
– Ты
– Не говори со мной так.
– Я буду говорить, как хочу. Почему ты не забрал папки и не сжег их? Зачем оставлять улики?
– То, что осталось от растворителя, окислилось. Потребуются месяцы, чтобы выяснить формулу,– в голосе звучала гордость, – может, вечность! Ты не прав. Я не оставлял улик.
– Еще большая глупость. Ты действительно веришь в то, что можешь перехитрить самую хитрую криминалистическую лабораторию в мире? Ты неисправимый эгоист.
– Я сказал: там нет улик.
– Мертвое тело – улика. Взлом фотолаборатории – улика. Уничтоженные негативы с твоим чертовым химикатом – улика.
Аукруст не отвечал. Наконец Пинкстер сказал:
– Я хочу, чтобы ты приехал в Лондон в четверг. Будь на «Сепере» в шесть часов и принеси с собой картину Девильё.
День завершился с неуловимой переменой источника света солнце уступило место неоновым лампочкам и фонарикам, которыми были оформлены рождественские приветствия; наступил вечер. Комната Астрид была темной и маленькой, и, сидя на кровати, она могла дотронуться до выцветших штор, висевших на узком окошке. На углу дома было кафе, полное молодых клерков, отдыхающих с друзьями. В то утро она спускалась в кафе, ожидая, что увидит там ту молодую темноволосую женщину, которая заменила агента в куртке с детройтскими тиграми. Женщины не было, как и черного седана, в котором она обычно сидела. Астрид пошла в ближайший супермаркет и купила сыр и круассаны, а потом вернулась в отель, сделав круг, но не увидела никого, кто бы мог сойти за «сыщика». И все-таки ей казалось, что за ней следят.
В девять она должна была встретиться с Педером: они собирались поужинать вместе. Он дал ей четкие указания: такси через Сену, потом обратно к Лионскому вокзалу, где она должна была пройти через вокзал к Рю де Шалон и к витринам магазина детской одежды. Педер встретит ее там, и они пойдут в маленький ресторан рядом с больницей Святого Антония.
Астрид говорила очень быстро, но едва ли громче, чем шептавшаяся юная парочка за соседним столом.
– Там никого нет, Педер, женщины нет, и нет обеих машин. Но мне все кажется, что за мной следят, что кто-то меня все время преследует.
– Я уезжаю завтра. – Он положил палец ей под подбородок и приподнял его. – Ты должна остаться, пока Ллуэллин не приедет в Париж.
– Нет, Педер, я больше не хочу оставаться здесь одна Он резко двинул рукой и сжал ее подбородок.
– Ты сделаешь, как я скажу.
– Ну пожалуйста, можно я поеду с тобой?
Он сжал подбородок сильнее, так что она еле могла говорить.
– Мне… больно…
– Перестань говорить, что ты хочешь и чего не хочешь. Они скорее всего просто следят за тобой. Пусть себе следят, пока ты ищешь свой антиквариат, тот, о котором
Она кивнула, и он отпустил ее. Она сразу начала тереть больное место и робко спросила:
– Как долго я буду одна?
– Несколько дней, неделю.
– А почему ты в Париже? – спросила она.
Педер сразу забыл про боль, которую только что причинил ей. Он взял ее руку и нежно погладил, не осознавая, что она боится, как бы он не схватил ее своими огромными ручищами и не сделал ей больно. Его злость быстро прошла, и он сказал:
– Потому что я хочу быть с тобой, хочу, чтобы ты меня всего целовала. – Он прошептал: – Я хочу заняться с тобой любовью.
Глава 39
Остановись там, Эмили. – Маргарита Девильё подалась вперед, указывая на подъездную аллею у дома Фредерика Вейзборда. – Я не была здесь с тех пор, как умерла Сесиль, – сказала она задумчиво. – Она была чудесным человеком. Ей пришлось несладко, ведь быть замужем за Фредди – это же чистилище на земле. Но у Сесиль был ее сад. – Маргарита снова вытянула руку. – Останавливайся здесь.
Они поднялись по лестнице и постучали в переднюю дверь. Цепочку сняли, и дверь открылась.
– Я Маргарита Девильё, а это моя компаньонка. Я звонила и предупреждала, что приеду сегодня.
Иди стояла в сторонке, наклонив голову; она выглядела немного озадаченной.
– Вы мадам Девильё?
– Конечно, – категорично заявила Маргарита. – Это вас удивляет?
Иди оглядела Маргариту и сказала:
– Просто месье Вейзборд говорил, что вы старая, он говорил…
– Он часто говорил неправду, – резко сказала Маргарита, как говорила всегда, когда речь шла о Фредерике Вейзборде. – Я знала его слишком хорошо, вот почему я не переступала порог этого дома со дня смерти его жены. – Маргарита бросила взгляд на комнаты, примыкающие к холлу, и сказала Иди: – Я пришла за картиной, которую месье Вейзборд забрал у меня.
Эмили догнала Иди, и вместе с Маргаритой они стали с двух сторон от экономки. Маргарита сказала:
– Картина – это портрет мужчины, – она раздвинула руки,– вот такого размера, в раме. Вы ее видели?
Иди подняла руку, указывая на верхний этаж.
– Он повесил ее над кроватью, картину человека с темной бородой. – Иди кивнула. – Но ее там нет. Она пропала.
– Что значит – пропала? – воскликнула Маргарита.
– Ее там больше нет, – повторила Иди. – Я не заходила в его спальню до… думаю, до понедельника, а умер он в пятницу вечером в своем кабинете, вон там. – Она махнула в сторону кабинета – Меня попросили найти его лучший костюм для похорон – тогда-то я и увидела, что картина пропала.
– Вы ее искали? – с беспокойством спросила Маргарита
Иди покачала головой:
– Она мне не нравилась, и мне было все равно, на стене она или где еще.
– Может, он отнес ее в кабинет. Отведите меня туда.
Иди провела Маргариту и Эмили в кабинет, которым не пользовались уже неделю; в нем пахло старым табачным дымом. Они посмотрели везде, где могла быть спрятана картина, но через несколько минут стало понятно, что искать бесполезно.
– Может быть, она все-таки в спальне? – спросила Маргарита.