Охота на сверхчеловека
Шрифт:
Страх и горячка бегства начали потихоньку отпускать. В голове завертелись мысли – что зря он побежал, что нужно было остаться и дождаться полиции, ведь нападение видели те женщины из «Пежо»…
– Теперь меня точно посчитают убийцей, – пробормотал Семен, чувствуя нарастающее отчаяние. – А заодно решат, что я прикончил и парней в машине, а потом удрал. Эх, и идиот же я!
Никто, кроме Гены, теперь не докажет, что он сдался. Решат, что патрульные взяли Радлова сами. А потом не досмотрели, и злобный маньяк из России, убивший пани Грубе, хлопнул
После чего сбежал.
Теперь желающая отомстить за соратников полиция Праги будет землю рыть, чтобы найти беглеца. Его термограмма, отпечатки пальцев, параметры ДНК и рисунок радужки попадут в черный список. И стоит им засветиться где-нибудь…
– Идиот, – повторил Семен. – Эх, если бы была возможность стать кем-нибудь другим, измениться…
Он в ярости ударил кулаком по стене. Словно в ответ на это движение вздрогнуло сердце. Боль возникла в пояснице, чуть выше почек, и поползла по позвоночнику. Начало печь горло, что-то неприятно хрустнуло в голове, прямо за переносицей.
– Что за ерунда? – он посмотрел на кончики пальцев, по которым будто скребли железной теркой.
Сначала показалось, что мутится в глазах. Но Радлов сморгнул, а ничего не изменилось – тончайшие линии, покрывающие кожу, извивались и двигались, словно тонкие прозрачные черви. Сама кожа шелушилась, сползала, подобно змеиной шкуре, обнажая новый рисунок.
Позвоночник будто стал трубой, через нее снизу вверх ударила волна новой боли. Взорвалась в голове и расплескалась по лицу. Что-то зашевелилось на лбу, скулах и под подбородком. Будто невидимые сильные пальцы начали давить плоть, корежить, лепить что-то новое…
Это походило на трансформацию, пережитую Семеном в лесу около Кршивоклата, но было куда болезненнее.
– Невероятно, – прошептал он, из последних сил удерживаясь от крика. – Я что, на самом деле меняюсь?
Тут в глаза словно вонзились два раскаленных прута, и дневной свет померк.
Очнувшись, Радлов обнаружил, что лежит на спине, и что в голове царит приятная пустота. Открыл глаза и в легком недоумении уставился на дыру в потолке, через которую виднелось темное вечернее небо.
Ничего больше не болело, тело казалось легким, как воздушный шарик, и таким же слабым.
– Это мне показалось или на самом деле было?
Семен сел, поднял руки к лицу, но определить, изменился рисунок на пальцах или нет, не смог. Ощупал лицо, но и оно вроде бы осталось тем же самым. Снял с пояса компак и включил его. Когда развернулся виртуальный экран, попытался поглядеть в него, как в зеркало.
Но увидел только контуры лица.
А потом неожиданно осознал, что терзавшие душу страх и неуверенность исчезли без следа. На смену им пришло чувство обновления. Казалось, что внутренности вынули и заменили новыми.
И примерно то же самое сотворили с характером.
Почему-то, хотя этому не было никаких доказательств, Радлов твердо знал, что он изменился. Другой стала радужка, и сканер теперь не найдет рисунка ее сосудов в базе
Что до ДНК, оно, скорее всего, осталось тем же самым. Но его анализ дорог и сложен даже при нынешних технологиях, так что вряд ли кто вспомнит про него, если более простые методы дадут отрицательный результат.
– Но это невозм… – начал Семен и остановился.
С того момента, когда его вызвали к декану, невозможные вещи происходили регулярно, как восход солнца. Рядовой историк удостоился внимания АСИ, за ним установили слежку, сверхчеловек оказался вовсе не бредовой фантазией наци, а реальностью, блуттер заработал, сыворотка изменила организм вопреки законам биологии…
– В ней все и дело, – проговорил Радлов, чувствуя, что готов поверить в алхимиков, о которых болтал Гена, и в то, что на Йозефове захоронены остатки голема. – Она пролежала в Шаунберге почти сто лет…
Вряд ли нацистские ученые-мистики, сделавшие замок центром экспериментов, предполагали, как изменятся свойства содержимого ампулы за столько лет. Да их это, скорее всего, и не интересовало. А сыворотка, настоявшись, словно коньяк или вино, сделала организм нижегородского историка не только сильным, быстрым и выносливым, но и невероятно пластичным.
И дала ему шанс продержаться на свободе еще какое-то время.
– Все равно меня рано или поздно поймают, отдадут под суд и осудят за убийство. Так что нет смысла таиться, – судя по тому, что голос звучал теперь несколько по-другому, связки горла тоже прошли через мутацию. – Остается только хорошо повеселиться напоследок. Прикончить того, кто сломал мне жизнь, – перед внутренним зрением мелькнуло лицо Ашугова, – а затем с чистой совестью идти под суд за преступление, которое я хотя бы совершил.
Перспектива оказаться в тюрьме Семена больше не пугала, мысль об убийстве – не вызывала отвращения. Воспоминания о том, как сегодня собственными руками прикончил троих киборгов, оставляли равнодушным.
Он поднялся, снял куртку от костюма и тщательно отряхнул со спины налипшую землю, листья и какой-то мусор. Ту же операцию повторил со штанами, но стаскивать их не стал. Убедившись, что выглядит прилично, повесил на спину рюкзак и покинул старые конюшни.
Когда перелез через забор, стало ясно, что парк немного ожил.
На пруду крякали утки, реанимированный фонтан пускал в небо струи воды. По дорожкам раскатывали велосипедисты в цветастых куртках и шлемах, бегали любители оздоровительной физкультуры.
Горели фонари, издалека доносилась музыка.
– Спорт – жуткая вещь, – хмыкнул Семен, когда мимо проковылял тяжело дышавший «спортсмен» с отвисшим брюхом. Развернулся и зашагал в противоположную сторону. Свернув у исполинского дуба, лишь немногим уступавшего собрату в Пржемысловском охотничьем лесу, вышел на широкую дорожку, изрисованную граффити. Над кронами стал виден купол Дворца промышленности.