Охота на Тигра 6. Комбриг
Шрифт:
Поход по антикварам можно назвать неудачным. Можно, если не одно но … Совсем не главный по тарелочкам Брехт был в живописи. Как все люди двадцать первого века был в «Эрмитаже», был в «Русском музее» и на нескольких выставках, как москвич ещё и чуть больше остальных средних жителей России, наверное, но отличить не самые известные картины и назвать автора по манере письма, конечно не мог. Может быть, ему подсунули копию, может просто выдали одну картину за другую, а может, ведь, и правдой оказаться. Картина называлась: «Подавление индийского восстания англичанами». Пустынный такой пейзаж с хмурым небом и бравые английские солдаты в красных клубных пиджаках привязали к пушкам доисторическим с огромными колёсами индусов, судя по одеждам, и готовятся пальнуть. Не самый главный и по историческим
Продавец и хозяин магазина – еврей. Вот, как их на картинках рисуют, в шапочке – ярмолке. С горбатым носом и кучерявой головой. По-русски говорил совершенно без акцента. Должно быть, сбежал бедняга от большевиков. Звали, понятно, Мойша. Мойша Абрамович. Предок, всяко разно, фаната «Челси». Запросил за картину десять тысяч злотых. Брехт посмеялся и пошёл к выходу. Вообще, магазин не подвал, как обычно, а первый этаж в двухэтажном большом доме с мезонином чуть не в центре Кракова. Именно это и вселяло надежду, что картина подлинная и именно кисти Верещагина. Не бедный человек пан Абрамович, если может себе такой дом и магазин позволить держать в центре бывшей столицы Польши.
Брехт сначала долго ходил вдоль стен, даже присмотрел одну картину с таким средиземноморским пейзажем и кусочком синего моря. Солнечную. А потом, как бы совсем и не интересуясь, спросил, а чего, родной, есть ли у тебя русские художники, говорили через переводчика Малгожату на немецком, ну, первую минуту, потом сам хозяин перешёл на немецкий, и немецкий такой же плохой, как и у Брехта с кусками из идиша. Иван Яковлевич под нос проговорил:
– Не мне одному нужно произношение поправить.
По-русски проговорил. И тут Мойша уже на русском и говорит:
– Так давайте не мучить девушку и себя, и будем говорить на языке товарища Пушкина.
– По-французски что ли? – решил пошутить Иван Яковлевич.
Посмеялись, и Мойша подвёл Брехта к этой картине. Нет, не понравилась. Уныло, и жалость к белым индусам, если честно, не вызывает. Но если верить Абрамовичу, то это Верещагин. Вернуть решил полковник его на родину. Хватит шастать по заграницам.
Про Верещагина как-то в одном из музеев рассказывала красивая экскурсоводша интересные всякие вещи, и одну фразу Иван Яковлевич запомнил, на себя спроецировав, тоже ведь холерик. Дословно не помнил, но примерно так звучала: «Затаскают по участкам и канцеляриям. Я ведь по живости характера способен буду кому-нибудь и в харю плюнуть, и в рожу дать». Это он кому-то там сказал, вернувшись из Индии, посмотрел на русскую действительность и назад отбыл. И долго там ездил по стране слоновьей – рисовал.
Глядя на картину, Брехт вспомнил, что у индусов нашли англичане ахиллесову пяту. Смерти сипаи не боятся, и казнь их не страшит. Боятся совсем другого – необходимости предстать пред высшим Судьёю в не полном, истерзанном виде, без головы, без рук, с недостатком членов. После того, как тело пушками разорвали на части, хоронят потом вместе, без строгого разбора того, которому именно из жёлтых джентльменов принадлежит та или другая часть тела. Европейцу трудно понять ужас индийца высокой касты при необходимости только коснуться собрата низшей: он должен, чтобы не закрыть себе возможность спастись, омываться и приносить жертвы после этого без конца. А тут может случиться такой казус, что голова брамина ляжет на вечный покой около позвоночника парии. Сразу восстание на убыль пошло. Назвали этот способ казни «дьявольским ветром».
Услышав цену, Брехт, махнул рукой и двинулся к двери. Деньги есть, но цена запредельная. К тому же никакой гарантии, что подлинник. На секунду задержался, мазнув взглядом по средиземноморскому пейзажу, хотел уже спросить предка футбольного фаната о цене этой вещи, но тот сам оказался рядом.
– Эту картину отдам в подарок, если купите первую.
– За полцены …
– Семь тысяч.
– Четыре!
– Вы, уважаемый, не правильно торгуетесь, цену надо повышать, а не понижать! – опешил Мойша.
– Три.
– Нет, так мы не сойдёмся …
– Две с половиной.
– Я согласен на ваше предложение в четыре тысячи, – сдался старший Абрамович.
– А нет
– Отчего же не быть, вот же рядом совсем. Тысяча злотых. Кто-то из учеников Айвазовского.
– Пять тысяч за три картины? – на всякий случай переспросил Брехт.
– Себе в убыток.
– Заверните.
В соседнем магазинчики купили с Малгожатой ещё большую китайскую вазу. Ну, наверное, китайскую. Ещё не те времена, чтобы европейцы и сами китайцы научились такие здоровущие вазы подделывать. Утрачено пока искусство это. По слухам в те былинные времена у самих-то древних китайцев одна из десяти обжиг повторный выдерживала. Тоже обошлась в пять тысяч. Теперь её ещё бы не разбить, засунуть и без того в забитый багажник «Мерседеса». Да, нет, не войдёт, придётся в салоне на заднем сиденье везти. Будет Федька итальянский ехать всю дорогу с ней в обнимку, придерживать.
Событие четырнадцатое
В тюрьме. Проверяющий спрашивает заключённого:
– Почему вы здесь?
– Да видите ли… Как вам сказать…
– Так и скажите: почему вы здесь???
– Да потому что не ВЫПУСКАЮТ!!!
Во Львов въехали поздно вечером, почти уже ночью. Десять часов и темень. Луна за тучи спряталась, Солнце за горизонт. Звёзды темноты испугались, и тоже решили пропустить сей исторический момент. Потому «Мерседес» ехал впереди, у него фары настоящие, там зажигать свечку не надо, лампочки горели. Патруля с полицейскими на въезде в город не было, даже поинтересоваться не у кого, где можно на ночь устроиться. Ехал Брехт и головой вертел, всматриваясь в улицу, или вывеску хотел найти с гордым словом «Хотель», или припозднившегося прохожего, чтобы узнать у того, где можно переночевать. Попались эти две вещи одновременно. Стоял полицейский возле горящего окнами здания. А на здании и надпись требуемая имелась. Хотель «Атлас Делюкс». Здание точно делал архитектор, дворец целый. Четыре этажа, большие окна, не дешёвое, должно быть, заведение, на первом этаже ресторан, музыка играет, какой-то духовой оркестр наяривает. И полицейский на стрёме, точно тут и надо останавливаться, а то ещё угонят «мерс» зелёный. Станется с них, с поляков.
Остановились, поинтересовались у стража порядка, есть ли места свободные. Есть. А что за праздник, война же? Свадьба у сына прокурора. И сразу после свадьбы в армию идёт, добровольцем. Настоящий патриот. Спросил Брехт про то, не угонят ли их машину. Полицейский чего-то рявкнул, от чего Малгожата густо покраснела, даже в вечернем сумраке, только светом из окон разгоняемом, видно стало.
– Пан полицейский сказал, что все воры – приезжие, у них во Львове воров нет, – интерпретировала девушка ответ стража порядка.
– Спасибо, пан полицейский, – Брехт после целого дня за рулём вылез на землю, которая не качалась и Гекату поблагодарил. Почти ведь без приключений добрались до одной из целей.
Брехт давным-давно, когда Майдан на Украине случился, и там стали прославлять Бандеру и Шухевича, заглянул в Википедию и прочитал их биографии. Почти всё из памяти за кучу лет в той жизни и пять лет в этой стёрлось. Так, только ключевые вехи остались. Просто удивился тогда, мягкотелости поляков. Вот за свою доброту и получили Волынскую резню. Бандера был приговорён к расстрелу, но не привели приговор в исполнение. Ну, теперь Брехт попытается ошибку поляков исправить. А дело в том, что оба лидера украинских националистов сейчас сидят в тюрьмах. В разных, Бандера сидит под Варшавой, а Шухевич Роман Иосифович здесь во Львове. Обоих скоро выпустят. Прямо со дня на день. Хотя история чуть исказилась. В реальной было так: в ходе Львовского процесса над Степаном Бандерой и группой его сторонников в 1935 году Шухевич был осуждён на 4 года тюремного заключения. И проведёт он эти годы во Львовской тюрьме. В 1938 году будет выпущен в рамках всеобщей амнистии и выедет в Германию. Ну, и дальше понятно. Теперь из-за начала войны, вряд ли поляки амнистию объявят.