Охота на тигра. Танки на мосту!
Шрифт:
— А что он?
— Хитрейшая бестия. За взятки покрывает предосудительные действия старост.
Витцель прошелся по комнате. Боже — золото, взятки, водка, загадочные убийства... И где все это происходит? В подчиненном ему лагере военнопленных.
— Скажите, Нестеренко, вы кого-нибудь подозреваете в убийстве?
— Но ведь подозрение — это еще не доказательство.
— Не крутите! Отвечайте на вопрос.
Переводчик закусил губу, переступил с ноги на ногу. Лицо его приняло страдальческое выражение.
— Ну,
— Я считал бы нужным проверить... — Глаза переводчика забегали, он явно не желал брать на себя ответственность.
— Кого? — нетерпеливо притопнул ногой комендант.
— Ну, хотя бы... — вяло начал Нестеренко. И вдруг решительно тряхнул головой — эх, была не была. — Унтерштурмфюрер, зачем гадать, предполагать... Хотите знать, что происходит в четвертом бараке, — назначьте меня туда старостой. Через три недели, максимум через четыре, вы будете знать все.
— А вы справитесь с обязанностями старосты? — прищурился Витцель. — Нужно, много энергии и полное отсутствие каких-либо сентиментов. А я что-то не помню, господин Нестеренко, чтобы вы лично избили до смерти кого-либо из своих соплеменников. Вы, к сожалению, мягкий человек.
Переводчик с разочарованным, скучающим видом смотрел мимо коменданта: его не поняли, его предложение отвергается. Ну что ж, он попытался открыть коменданту глаза, предложил свои услуги, сделал все, что мог...
— Почему вы молчите, Нестеренко?
Переводчик вздрогнул.
— Я понял, что мое предложение отвергается.
— Нет. Все зависит от того, сумеете ли вы в новом качестве проявить максимум твердости и жестокости.
— Излишняя жестокость может помешать выполнению основной задачи. Баглай был жесток, но разве он смог пронюхать, что трое пленных из его барака замышляют удрать на танке? У меня совсем другие приемы. Если вы назначите меня старостой — я буду добрым старостой. В результате у вас будет полная картина тайной жизни в четвертом бараке и во всем лагере. Вот тогда-то я сам, лично, с удовольствием расправлюсь с некоторыми своими соплеменниками.
Витцель слушал не перебивая. Здравый смысл подсказывал ему, что худа не будет, если проверить на практике приемы Нестеренко. Четвертый барак, четвертый барак...
— Хорошо, с этой минуты вы староста. Можете приступать.
Нестеренко не тронулся с места. Он стоял, смущенно улыбаясь, точно ожидал еще какого-то заверения коменданта.
— В чем дело?
— Мне нужны будут ежедневно три-четыре пайки с приварком. Не для меня, нет, для поощрения наиболее активных и способных агентов.
— У нас есть агенты в четвертом. Мы передадим их под ваше руководство.
Новоиспеченный староста четвертого барака поморщился.
— Баглай подбирал их по своему образу и подобию. Какие-нибудь тупорылые сявки, от которых на километр разит предательством. Пленные наверняка знают, что это за люди, и остерегаются их пуще огня.
— Нет, многие им не известны.
— Смею вас уверить, что к этим-то будут относиться с особой осторожностью.
— Мы поможем им заслужить доверие. Для отвода глаз посадим кого-либо в карцер.
— Это хороший прием, — кивнул головой Нестеренко. — Но я предпочту другое — не десять-двадцать примитивных доносчиков, а человека два-три образованных, пользующихся у пленных авторитетом и доверием, и уже как-либо связанных с тайными группами. Карцер и пайка помогут мне сломить и таких патриотов.
— Пайки будут выделены, — кивнул головой Витцель. И, видя, что Нестеренко не собирается уходить, удивленно спросил: — У вас есть что-то еще?
— Да, унтерштурмфюрер, — торопливо и несколько смущенно заговорил Нестеренко. — Я надеюсь... я хотел бы быть уверенным, что моя преданность будет оценена вами, и в случае выполнения возложенной на меня задачи я смогу рассчитывать на место старшего переводчика.
Витцель усмехнулся: вот чего добивается Нестеренко, везде свои интриги, тонкие ходы.
— Поживем — увидим, господин Нестеренко. А пока делайте свое дело.
Нестеренко готов был покинуть кабинет коменданта, но у самого порога остановился.
— Осмелюсь высказать еще одну мысль. Не следует ли использовать Бетси? Возможно, она смогла бы взять след...
У Витцеля это предложение не вызвало энтузиазма. Версия о самоубийстве Баглая казалась ему более вероятной и устраивала его во всех отношениях.
— Вы по-прежнему считаете, что кто-то помог Баглаю отправиться на тот свет?
— Убежден, — после короткого колебания решительно заявил Нестеренко.
— А что вы скажете, если Бетси, взяв след, приведет к вам? Ведь вы ходили по комнате, открывали окно?
Нестеренко, не проявляя какого-либо замешательства, кивал головой в знак согласия.
— К сожалению, по комнате ходили многие, — раздумчиво сказал он. — И если не ошибаюсь, первым, кто прикасался к дверям и окну, был помощник Баглая — этот самый Баранов? Затем... А вторым... да, вторым были вы, унтерштурмфюрер.
Витцель молча смотрел на переводчика. Странные глаза у этого украинца, какой-то туман гуляет в них, как будто Нестеренко все время пьян. А может, он тоже меняет неведомо как добытые коронки на самодельный шнапс?
Нестеренко перевел взгляд на начищенные до глянца сапоги коменданта, произнес с сожалением:
— Конечно, чепуха. Собаку нужно было использовать в самом начале. Сейчас это ничего не даст.
Новый староста четвертого барака тряхнул головой, вытянулся, щелкнул каблуками и вышел из кабинета.
Стоявший у крыльца эсэсман проводил его до ворот лагеря — из всего внутрилагерного начальства, навербованного из пленных, правом выходить из лагеря без конвоя пользовался только один человек — старший переводчик Цапля.