Охота на ведьм

Сандему Маргит

Она несколько раз судорожно вздохнула.

Или, например, когда дети болеют. Силье всегда ужасно боялась что они вот-вот умрут, и пыталась защитить их, как могла.

А грохот льдин по весне, с началом ледохода. Весенние вечера навевали грусть и тоску…

Силье вздрогнула, когда Тенгель осторожно прикоснулся к ней.

— Ты все еще не спишь. Что случилось? — тихо спросил он.

— Нет… ничего, — уклонилась она от ответа.

— Не хочешь, не говори. Наверно, мечтаешь об отъезде?

— Тенгель, ты не думай,

я никогда ни о чем не жалела.

— Но теперь тебе тесно тут, как и мне.

Силье сделала нетерпеливое движение рукой.

— Если бы мы не должны были жить здесь, я бы всей душой полюбила эту долину, — убежденно произнесла она. — А если бы мы жили здесь только летом, было бы вообще замечательно. Но что меня раздражает и бесит больше всего, так это то, что у нас нет выбора. Я… я одновременно люблю и ненавижу эту долину, Тенгель.

— Мне хорошо знакомо это чувство. Когда я бываю там, за горами, мне не терпится вернуться обратно. Но приезжая, я мечтаю об отъезде. Да…

Он замолчал.

Силье нежно взглянула на него.

— Ты нервничаешь. И уже не первый день. А потом, ты отказался пасти скот Элдрид, хотя она и предлагала. И это дало мне некоторую надежду. Что происходит, Тенгель?

— Не знаю, — успокаивающе произнес он. Ночной ветер играл его темными волосами. — Я не знаю, что. Разве ты никогда не слышала жалобную песнь ветра? И крики травы, когда ее шевелит ветер? Разве ты не слышишь вздохи домов?

— Нет, я не слышу всего этого, — улыбнулась она. — Но Суль, по-моему, слышит. Она стала какой-то раздражительной, да и вид у нее совершенно отсутствующий.

— Знаешь, меня мучает предчувствие какой-то беды. Если бы я только знал, откуда она надвигается.

— Ты разрешил Элдрид взять весь наш скот в надежде, что она сохранит его для нас? — осторожно спросила Силье.

— Наверно, — мысли Тенгеля были где-то далеко. — Не знаю, почему я так сделал. Да, я сказал ей, что мы последуем за ними…

— О, Тенгель!

— Знаешь, молоко мы можем брать у новых соседей, что переехали в дом Элдрид. Так что скот нам ни к чему, — быстро проговорил Тенгель.

— Да, они хорошие люди. Но их дети… Ведь и они, и другие в долине издеваются над нашими малышами, — сказала Силье с затаенной болью в голосе. — Они всячески их обзывают — ты сам слышал сегодня вечером. Чужим детям не разрешают играть с нашими. Это очень больно.

Тенгель стиснул зубы.

— Они боятся Суль. У меня в детстве были те же проблемы. Я был вечным изгоем, нагоняющим на всех страх.

— Но Суль опасна, — тихонько возразила Силье. — Ты помнишь, что она сделала с той соседкой, что обидела Лив?

— Не говори об этом. — Его передернуло. — В Суль таятся зловещие силы.

— Она сделала игрушку — копию нашей соседки и держала ее над огнем. Девчонка в тот же день страшно обожглась о раскаленные угли.

— Да, но потом я обезвредил куклу, — подавленно ответил Тенгель. — Но

как она до этого додумалась? — Он глубоко вздохнул. — Знаешь, что я обнаружил?

— Нет. Ты пугаешь меня.

— Суль часто исчезает. Ты знаешь, куда она ходит? К старой Ханне.

— О, нет. Только не это! — потрясение прошептала Силье. — Да, Ханна всегда любила Суль. И Лив, которой помогла появиться на свет. А когда мы приносили еду ей и Гримару, она всегда звала их «девочки мои». А на Дага внимания не обращает.

— Девочки очень много значат для Ханны, — это меня и радует, и пугает. Но мне не нравится, что Суль ходит туда одна.

— Ты думаешь, старая колдунья обучает… Суль?

— Боюсь, что так. Ханна сразу поняла, какие силы таятся в девочке.

— Нет, это слишком ужасно!

Тенгель погладил жену по плечу.

— Моя маленькая Силье, во что я втянул тебя?

— Замолчи! Ты сделал меня счастливой. Я безумно скучаю по тебе, даже когда мы расстаемся на несколько часов.

— Ты стала моей в шестнадцать лет. Сейчас тебе двадцать один. Мучаешься с нами уже много лет. Но ты предназначена не для изнурительной работы в доме бедняка.

— По-моему, я не жаловалась. Я знаю, что плохая хозяйка, но что поделаешь, если дети быстро вырастают из одежды и обуви. Я постоянно чувствую себя виноватой. Но ведь новую одежду негде достать. И я ужасно устаю от домашней работы. Я ее просто терпеть не могу. Меня мучает и то, что я не могу сшить детям одежду. А ведь я умею ткать. Но после этой страшной зимы во всей долине не осталось овец, а значит, нет и шерсти. Суль все дразнят за то пальто, что я сшила в прошлом году. К тому же я все время забываю стирать детскую грязную одежду и… Ну вот, я и начала жаловаться. Довольно об этом!

В его мягкой улыбке читалось понимание и полная беспомощность. Губы Тенгеля скользили по волосам жены.

— Думаешь, я тебя не понимаю? Я знаю, как тебе хочется что-то создать самой. Может быть, что-то нарисовать? Знаю, что у тебя есть дневник. Ты открываешь его, только когда все ложатся спать.

— Откуда ты знаешь? — испуганно воскликнула она.

— Я даже знаю, где он спрятан. Не бойся, я не буду его читать. Но остерегайся других. Если молодая женщина ведет дневник, то она определенно слуга Дьявола! И тебя могут даже сжечь на костре как ведьму!

— До чего жесток этот мир! И как нам спокойно тут, — немного удивленно произнесла она, словно только что поняла это. И быстро добавила: — Не страшно, если б ты даже и прочитал дневник. Я перелистывала его сегодня ночью. Каждая страница полна любви к тебе и детям.

— Тебе нравится писать?

— Да. Я в это время отдыхаю. Когда я читала свои записи, сама удивлялась, какие стройные у меня получаются предложения.

— Почему странно? Ты очень хорошо говоришь. Совсем не так, как другие в долине. Правду говоря, мне бы очень хотелось почитать.