Охота на викинга

Хаген Нильс

Сдержать слово, данное моей милой девочке, я, увы, не сумел. Прав был дедушка Гуннар, когда говорил: «Человеку всегда проще лечь, чем встать». На следующий день после той кошмарной ночи, когда старая карга тыкала мне в грудь своими костяными пальцами, я проснулся совершенно разбитый, меня знобило, болела голова. Тогда Костя достал откуда-то бутылку водки, в которой плавал стручок перца, и произнес решившую все фразу: «Не пьянства ради, а здоровья для». После «перцовки» был новый поход в вагон-ресторан, опять суп, на

этот раз борщ, не выпить под который — грех.

В общем, я рад, что наша поездка завершилась. Обратно мы с Аритой полетим на самолете, это я решил твердо.

Вокруг шумит вокзальная толпа — приехавшие, встречающие. Что-то невнятно бубнит диктор по трансляции, вырывающиеся изо ртов и носов клубы пара окутывают лица людей, нахохлившиеся голуби жмутся по карнизам над окнами вокзала.

— Карета подана! — весело сообщает Олег, закончив переговоры по телефону. — Пошли, он там поставил, на площади слева.

Мы идем по перрону. Арита вдруг вцепляется в меня так, словно кто-то сейчас схватит ее за руку и утащит. Я ободряюще улыбаюсь, прижимаю Ариту к себе. Позади нас семенит и часто сопит баба Надя, сбоку вышагивает Костя.

— Ща в баньку, попаримся — все как рукой снимет, блин! — трещит он. — А завтра на охоту, блин. Колян, ты охоту любишь?

Я киваю — почему бы не поохотиться? Спохватившись, спрашиваю:

— А Арита? Она с нами поедет?

— Баба на охоте — плохая примета, — не поворачивая головы, бурчит идущий впереди Олег.

Арита сжимает мой локоть так, что кажется, прорвет сейчас пальцами ткань пуховой куртки. Я рассеянно смотрю на нее, улыбаюсь. Что с ней? Нервничает из-за нашего пьянства?

Мы проходим через вокзал и оказываемся на площади. Над нею вьется голубой туман от автомобильных выхлопов, сбоку торчит остроконечная башня с часами.

— Вот и наш лимузин, — громко сообщает Олег, подходя к серому микроавтобусу с тонированными стеклами.

Водитель, человек без возраста, одетый в стиле милитари, вылезает из-за руля, хмуро смотрит на нас, откатывает дверцу. Внутри холодно, как в могиле, окна заросли фантастически красивыми морозными узорами. Сажусь сзади, Арита прижимается ко мне.

— Ну, брат! — провозглашает Олег. — Трогай.

Микроавтобус срывается с места и начинает кружить по городским улицам. Из-под сидений идет теплый воздух — там стоят калориферы. Мало-помалу становится более-менее комфортно. Я с удовольствием бы посмотрел на дома и людей, но сквозь изморозь на окнах ничего не видно, а смотреть вперед мешают высокие спинки передних сидений.

Неожиданно мне приходит на ум мысль, что в таких вот микроавтобусах с. замороженными окнами хорошо возить заложников — они никогда не запомнят дороги. Мне становится смешно. Костя, сидящий впереди сбоку, поворачивается, ловит мой веселый взгляд, делает ободряющий жест и кричит, перекрывая шум двигателя:

— Колян, ты веники

какие любишь, блин? Березовые, дубовые или можжевеловые?

Я пожимаю плечами.

— Можжевеловые — ништяк, блин! — кричит Костя. — После них весь в дырочку, как от аппликатора Кузнецова!

Он, водитель и Олег довольно хохочут, хотя я, например, смысла шутки не понял. Баба Надя сидит нахохлившейся вороной — она вообще никогда не смеется и не улыбается, а Арита…

Я смотрю на нее и понимаю, что моей девочке плохо.

— Что случилось? Тебя укачало?!

— Д-да, — постукивая зубами, соглашается она. — Нужно… нужно выйти! Быстрее!

— Остановите! — говорю я водителю. — Арите плохо!

Микроавтобус виляет вправо и долго тормозит, хрустя колесами по снегу Арита пробирается к двери, одной рукой цепляясь за спинки сидений, а другой — увлекая меня за собой. Выскочив из салона, она буквально тащит меня назад, за машину. По пути я мельком оглядываюсь — оказывается, мы уже выехали из города! Вокруг поля, вдали темнеет лес, поодаль какие-то постройки, столбы с проводами и дорога, перпендикулярная нашей. По ней едут машины.

Хлопает дверца — из микроавтобуса выбрался Олег, следом — Костя.

— Че там, блин? — кричит он недовольно. — Приспичило, что ли? Пятнадцать минут ехать осталось…

Арита дергает меня в сторону и отчаянным шепотом умоляет:

— Давай уедем!

— Куда? — растерянно спрашиваю я.

— В Москву…

— Ну-кось, — скрипит над ухом старуха.

И когда она только успела покинуть салон? Бесцеремонно оттолкнув меня, баба Надя трогает лоб Ариты и сокрушенно качает головой.

— Жар у нее. Температура. Я — знаю. Давайте-ка в машину. Ехать надо.

Арита вяло отбивается, но старуха ведет ее к двери микроавтобуса. Я растерянно шагаю следом.

— Просквозило тебя, девонька, — воркует баба Надя. — Аспирину надо. И отлежаться. Поняла?

— Поняла, блин?! — вторит ей Костя, подталкивая Ариту в микроавтобус.

Трогаемся, едем. Арита больше не жалуется. Ее и вправду знобит, я чувствую это сквозь одежду.

— Милая, — уговариваю ее как маленькую, — потерпи. Сейчас приедем, ты выпьешь горячего чаю, ляжешь в теплую постель… Все будет хорошо,

Арита беззвучно плачет, уткнувшись мне в плечо. Я злюсь на себя из-за неумения и неспособности помочь. Что вообще такое происходит? Перенервничала, наверное. Надо будет поговорить с ней, когда выздоровеет, — может быть, имеет смысл сходить к невропатологу.

— А вот и наша фазенда, блин! — вдруг восклицает Костя. — Приехали.

Микроавтобус въезжает в распахнутые ворота. Я вижу большой двухэтажный дом под красной крышей, хвойные деревья вокруг, а за ними — желтый бревенчатый сруб с трубой, из которой валит густой дым. Видимо, это как раз и есть вожделенная «настоящая русская баня».