Охота на волков
Шрифт:
— Послушай, ублюдок, если с моей женой что-нибудь случится, я тебя здесь похороню! — сказал я, теряя самообладание.
В ответ он лишь слегка прищурил свои колючки. Я выдержал его взгляд, повернулся и подошел к жене, которая еще не отошла от испуга, взял ее под руку, и мы пошли домой.
— Не беспокойся, все будет хорошо, — успокаивал ее я. — Собака выскочила случайно.
Она рыдала, закрыв глаза носовым платком, и вдруг прошептала:
— Нет, была команда.
— Какая команда?!
— Взять!
Наверно, такую же жгучую боль испытывает человек, которому в сердце вонзается шило. Подобное испытал и я. Появилась ненависть. «Он — явный псих, и нужно
Спустя пару дней я встретил деда Матвея, который жил в доме напротив моего злобного соседа. Его супруга Мария Федоровна снимала наговоры, выгоняла недуги травами.
Люди уважали старушку за ее Божий дар и побаивались. Каждый день она покупала упаковку сосисок и кормила приходящих к ней на обед бродячих кошек. За это они были ей благодарны и никогда не забывали заходить каждый день к обеду на ее участок.
От деда Матвея я узнал, что новый сосед, прогуливая своего толстого персидского кота, встретил Марию Федоровну, которая возвращалась из леса с корзиной целебных трав, и предложил ей продать дом вместе с участком земли. Она отказалась, и он пригрозил, что сожжет его и все надворные постройки. Выслушав угрозу, Мария Федоровна поставила на землю свою корзину, подняла правую руку и властно бросила:
— Прокляну!
На мгновенье почувствовав холод смерти, сосед вдруг увидел свои собственные похороны. На лбу его выступил холодный пот. Он ощутил, как неведомая сила сдавила его сердце и чуть не остановила. Он мертвенно побледнел, но собравшись с духом, взял кота на руки и произнес:
— Извините, я пошутил.
Такие люди, как он, привыкли достигать намеченных целей, и вскоре захват начался с другой стороны его участка. Тактика была простой. Вначале — устрашение, а затем «пряник» в виде скромной компенсации.
На следующий день после схватки с ротвейлером ко мне пришли от соседа двое мужчин с предложением купить мой дом и участок. Цена, названная ими, была занижена вдвое. Кроме того, они сделали мне «толстый» намек, что от их предложения я не смогу отказаться. Тогда я взял в руки купленную в магазине «Снайпер» гладкоствольную, полуавтоматическую «Сайгу», которая выглядела как АКМ, и, передернув затвор, попросил незваных гостей удалиться восвояси, предупредив, что, если еще раз они пересекут границу моего участка, то это будет последнее, что они сделают в своей жизни.
Затем я увез Анжелику в город погостить несколько дней у ее давней подруги, а сам улетел в Москву, пообещав через три дня вернуться.
* * *
Бывая по делам в столице, я всегда останавливался в полюбившейся мне гостинице «Измайлово», и непременно в корпусе «А».
По сложившейся традиции еще с горбачевских перестроечных времен в России тех, кто воруют вагонами, как правило, не судят. Их места на скамье подсудимых занимают те, кто украл из этих вагонов одну коробку в надежде прокормить свою семью.
Компания, получившая мои деньги, объявила себя банкротом, присвоив баснословные барыши. Реклама, которую она давала, притягивала коммерсантов низкими ценами, а гарантом сделок выступал, можно сказать, сам Кремль. Попав, под жернова адской пирамиды типа «МММ», я пытался вернуть хотя бы часть средств. Но для этого требовалось время, которого у меня не было.
Администрацию лжекомпании охраняли омоновцы в камуфляже и с автоматами наперевес. Сотни обманутых коммерсантов, купившихся на рекламу, слонялись по Москве, обивая пороги судов и адвокатских контор. Наше российское законодательство сочинило тексты законов, забыв в них расставить запятые. Простой смертный коммерсант не может
Подделав пропуск, я смог проскользнуть мимо ОМОНа и попасть в головной офис лжекомпании. В кабинете коммерческого директора я предложил подписать наш контракт, из которого следовало, что я получил причитающийся мне товар полностью и никаких материальных претензий не имею, в обмен на пятьдесят процентов из ста, переведенных мною. В глазах у хозяина кабинета мелькнула тусклая искорка, и он произнес тоном благодетеля:
— Двадцать пять.
Я мужественно пытался скрыть свое презрение. Еще немного поторговавшись, мы сошлись на тридцати пяти. Затем я подписал контракт, и мы пошли в кассу, где мне вручили третью часть переведенных мною денег.
Порой не важно, сколько высших образований получил человек, потому что основным помощником для него является жизненный опыт. Спускаясь по лестнице, я чувствовал себя обокраденным, но когда вышел на улицу и увидел коммерсантов, безнадежно пытающихся собрать демонстрацию протеста, сразу успокоился. То, что сделал я, в такой ситуации было единственным правильным решением.
На следующий день рейсом Москва—Владивосток я прилетел в родной город, который встретил меня мокрым туманом и слякотью. Десять дней, которые мне пришлось провести в Москве, заставили меня взглянуть на мой город по-новому.
Каждый день люди живущие здесь, не замечая, питают себя энергией великого океана, порой ощущая на своих губах соль далеких морей. Город—порт живет своей жизнью, разбросав на сопках дома, за окнами которых всегда кто-то кого-то ждет, зажигая огни. И над океаном каждую ночь расцветает «морская роза», на свет ее плывут корабли со всего света.
Я почувствовал себя странником, который, вернувшись домой, так и не смог понять, что это: край света или его начало? Хотелось поскорей увидеть Анжелику. Купив несколько свежих газет, я взял такси и поехал в город. Перебросившись несколькими фразами с водителем, развернул газету и погрузился в чтение. Около небольшого цветочного павильона попросил остановить машину. Увидев меня c красивым и чувственным букетом белых роз, таксист невольно улыбнулся. Я бережно положил цветы на заднем сиденье и снова взял газету. На предпоследней странице, в разделе «Криминальная хроника» прочитал информацию, в которую невозможно было поверить: «В пригороде дотла сгорел дом, унеся в пламени пожара жизни двух его хозяев — супругов…» Дальше шла моя фамилия. Заметка заканчивалась словами: «Вот до чего доводит небрежное отношение с огнем». Сложно описать словами то, что почувствовал я. Мне казалось, что я падаю в бездонную пропасть, желая насмерть разбиться об каменное дно…
Я пришел в себя только тогда, когда увидел вместо своего дома груду пепла. Просторный деревянный дом, срубленный из лиственницы, с резными карнизами и веселыми окошками, исчез, будто его никогда не было. Ветер раздувал пепел по саду, в котором еще совсем недавно жила любовь, строились планы.
В те страшные минуты словно само провидение давало мне силы, иначе сердце разорвалось бы на тысячи осколков, смешав мою кровь с пеплом жены, не родившегося ребенка и друга, который чем-то был на меня похож, но с душой более доброй и отзывчивой; он был менее честолюбив, в своем не совсем устроенном быту, ему жилось просто и понятно.