Охота на ясновидца

Королев Анатолий

У тебя была манера класть мужиков на лопатки в белой фате. Ты всегда знала, что когда надоест — разведешься! Мужчина — лучшее средство для ухода за кожей! Только ты сильно ошиблась в выборе мягкой игрушки, Розали. Я вовсе не кукла, не кобель и не пупсик из резины. Я парень с двойным дном, Лизок. Она не знала того, что знаешь ты, что я тайный агент! Я корчил из себя, Розали, слюнявого кобеля. Я никогда не говорил о деньгах. И тебе это очень нравилось, Розали. Ты думала, что вертишь мной как вертят вибратор в секс-шопе, а на самом деле это мы вертели тобой, мадам Кардье! Я и еще один такой же, как я. И цель наша была проста: твои деньги, идиотка. Миллионы твоего отца. Скажу тебе правду о себе, голубенький Лизок, надеюсь ты не будешь презирать меня за честность, ведь мать решила избавится от тебя, как это делала раньше. Ты была моим третьим ребенком, лапочка. Только те, кто были раньше тебя, ушли на дно унитаза. Вырастешь, поймешь о чем я. И не дуйся за то, что я обманывал твою мать. Я знаю — бог меня за нее, — ой! — накажет. Так вот, доченька, как только я понял, что твоя мамочка увлечена мной и дело идет к свадьбе, я решил развязаться с любимой Родиной и порвать цепь между собой и разведкой. Я был не один, нас было двое, таких, кто захотел свободы от всех. Мы разыграли собственную гибель в Сиднее, это

в Австралии, именно там мы сошлись с твоей матерью, Лизок. Сменили лица, документы, жизнь и перебрались в Европу, поближе к родовому гнезду Кардье во французской Швейцарии. Мой брак с такой истеричкой, как твоя мамочка, не мог быть долгим. Ей слишком быстро приедаются люди. Надо было спешить. Поэтому вовсе не случайно вскоре после нашей свадьбы погиб твой старший братец, Розали! Впрочем, ты его ненавидела с самого детства, а он — тебя. Ты знаешь, Лизок, этот подонок ее изнасиловал, когда ей было одиннадцать лет, а ему пятнадцать. Его спортивный самолет разбился при заходе на посадку во время грозы. И ты поверила, Розали? Все это враки, Лизок! Мой напарник, прикончил его в самолете, а сам выбросился с парашютом. Мы были профессионалами, моя девочка! Самолет шел на автопилоте по прямой, пока не врезался в гору. Так началась планомерная гибель семейства Кардье. Так, Розали, ты стала единственной наследницей кучи дерьма под названием деньги!

Помнишь, как ты перепугалась? Жить всерьез? Заседать в Совете директоров? Принимать участие в стратегии доходов? Вылезать из постели не к вечеру, а утром? Никогда! Но твой отец был из породы бульдозеров, Розали. Жанн-Луи запретил тебе прикасаться к наркотикам, упрятал в лечебницу, промыл мозги и взял под жестокий контроль каждый твой шаг. Каждый вечер он приезжал домой, чтобы всыпать натурального ремня по твоей голой жопе. Извини, Лизок, за такие подробности. А ведь на тебя давно махнули рукой — все надежды семья возлагала на сына. Тогда ты решилась рожать наследника, чтобы отвязаться от надзора отца. Словом, все шло в масть, ведь твоим мужем, Розмарин, был я. Я! Жадный ротоухий лягушонок. И, следовательно, мой ребенок законно и честно становился наследником сумасшедшего состояния, — наследником! — принцем крови. Ты перестала жрать гормональные таблетки. И с третьей попытки родила, твое тело не хотело быть женщиной. Это была наследница. Девочка. Ты открыла свои кругленькие глупые голубые глазки и своими крохотными пальчиками обняла мой палец. И мне стало стыдно, что я такая скотина. И я посмотрел на твою мать, и увидел, что она была не только злой куклой, но еще и несчастной женщиной. Красавицей. Талантливой певицей с глубоким контральто. Она мечтала о сцене и даже начала выступать. Для карьеры ей не хватило одного — отсутствия денег! Никто не мог поверить, что. ты, Розали, не купила с потрохами театр, в котором даешь свой скромный концерт. Ты взяла псевдоним. Ты хотела спрятаться за именем

Розмарин, как за железной маской. Но разве можно спрятать роскошный «Лимузин», стоящий на сцене, наки-нув на него дешевое покрывало из тюля? Золотой бампер просвечивал в голосе! Тебя провожали холодными хлопками, а встречали, чуть ли не шикая. Вот когда ты влюбилась в марихуану. И она ответила взаимностью.

Да, Лизок, когда ты обняла мой палец, я разрыдался и убежал. По настоянию деда при крещении тебе дали древнее имя Гepca. В честь античных раскопок, которые велись на его деньги в греческом Аргосе. В день твоего рождения как раз раскопали алтарь Гёрсы, никому не известной прежде богини. Гepca Кардье! Но мы с Розали называли тебя своим домашним именем — Лиза, Лизочек, Элайза, Лиззи, Лизок… Видимо, бегство от собственного имени у нас с Розали в крови. Твоя мать подписывалась на всех бумагах только как Розмарин, и ее подпись всегда заверял адвокат. Я — стал Платоном, потом у меня была еще куча разных имен. Кажется сейчас меня зовут — Поль или Франсуа… забыл! А ты из Герсы Кардье стала Лизой Розмарин. Ты улыбалась, а жизнь семьи шла под откос. Наш брак дал первые трещины. Мы — я и мой друг — спешили. Капитал мог уйти в другие руки. Ммда… Настал черед твоего дедушки, Лиза, отведать кусочек смерти — он вдруг покончил с собой. Мы помогли ему это сделать — выбросили за борт яхты на поживу акулам, а вокруг накидали нарезанной рыбы. Все, что удалось найти спасателям — это объеденный торс. Мы горячо презирали друг друга. И я не мог выдавить из глаз даже слезинки для маскировки. Акулу капитализма хоронили без головы.

Он завещал похоронить тело в земле, в фамильном склепе в Сен-Рафаэле, а его пришлось кремировать в городском морге Лозанны … О, я хорошо помню тот день, Лизочек, день похорон твоего дедушки, потому что именно в тот день — 3 июля 1973 года — начались все твои несчастья, девочка. Твои и мои. На похороны собрался весь клан семьи Кардье. Их осталось немного — семь человек. И среди них я впервые увидал тебя, Роз! О, ты очень умело шла к своей цели, стерва. Сначала тебе удалось уложить меня в свою постель, а потом, усевшись на грудь голой жопой, смеясь, объявить, что тебе насквозь известна вся тайная сторона моей жизни. Ты русский агент! Все думают, что ты погиб и умер, а ты не погиб и жив. Этими словами ты приставила нож к моему сердцу. Я испугался, Лизок. Я очень испугался за свою шкуру. Шкуру жадного лягушонка. Она предъявила ужасные доказательства, и приперла меня к стене. Эта сука сработала почище Ламберт-Норда. Я был у нее под колпаком весь год — телефонные разговоры, тайники, средства спецсвязи, номера счетов в банке, мои встречи с напарником. Больше того, кто-то из команды на яхте снял на пленку, как мы выкидываем за борт убитого мистера Жан-Луи. Откуда ты взялась, сука?! Я еще не знал, кто на самом деле стоит за нею! Кто так дьявольски дергает куклу за ниточки! Вообщем, я трухнул. А больше всего я испугался за твою жизнь, моя маленькая малышка. У нее, у Роз, незаконной дочери твоего дедушки не было никаких прав на состояние отца, старый хрыч даже не упомянул ее в завещании, он никогда не признавал ее своей дочерью, хотя в молодости сдуру дал младенцу имя. У него на уме всегда вертелось только одно имя — Розали, и он назвал ее — Роз. А потом послал ко всем чертям собачьим ее мамашу. Но Роз росла его точной копией — такая же безжалостная машина для достижения успеха с бешеным властолюбием бастарда. Когда я ему всунул в рот пистолет… (Рука безумца зачеркнула последнее предложение.) Почему я не убил тебя в ту ночь, стерва?! Я бы успел кремировать тебя вместе с папашей. Ты всерьез принялась за дело. Тебя конечно не устраивало, что все состояние перешло в руки законной дочери и ее ребенка. Ты хотела получить все, Роз, все и даже меня. И получила! Да, моя бедная крошка, она получила все, чего хотела. Она поставила под контроль всю ситуацию.

Она сама решила исполнить наш план, тот который мы задумали с другом еще в Сиднее, когда твоя мать влюбилась в меня. И сам дьявол помогал ей исполнить задуманное. Она решила убить — с моей помощью, доченька! — твою несчастную истеричную мать, а после того, как формально все права перейдут к ребенку, то есть к тебе, моя лапочка, устранить и тебя! Уложив на твое место, в твою голубую постельку, свое отродье. К несчастью, Лизок, твой папочка оказался самым трусливым и гадким из всех лягушат в болоте. К несчастью, у меня родилась еще одна девочка, и родила ее Роз и назвала ее твоим именем. Зачем? Затем, чтобы она смогла занять твое место! И твой гадкий лягушонок делал все, что она хотела. Ты превратила меня в зомби, Роз! Грязная холеная сука! Ты же исчадье ада! И почему я должен верить тебе, что Лиззи моя дочь? Ты жила со своими псами! Только псы волновали твою холодную рыбью кровь! И ты вовсе не женщина, Роз, ты — гермафродит. Однажды я это выяснил совершенно точно. Помнишь, как мы напились в день рождения твоего сводного братца? И в припадке ярости и похоти ты вдруг сама овладела мной, бестия? И ты, Гай, видел, как она это делает и хохотал до колик, подонок! Почему я должен верить тебе, Роз? Где ты подобрала эту маленькую мерзавку, в которой нет ни капли от меня, — ни белоснежных волос, ни голубых глаз? Когда ты пьяна, то во сне говоришь мужским голосом… Когда я пристрелил твоего кобеля, ты… (Рука безумца снова зачеркивает последнее предложение.) Весь этот кошмар тянулся до того рокового дня в проклятом 1975 году, когда я отравил твою мамочку, Лизок…"

Я обхватила его лицо руками, закрывая ладонью блуждающие глаза, в ужасе стиснула веки, но безумец продолжал писать:

"Убить ее не стоило большого труда — перед сном она всегда принимала таблетки от бессонницы. Я просто увеличил дозу. Она заснула легко, обнимая меня, а лягу-шонок ждал, когда ее тело начнет холодеть — страшные подлые минуты, Лизок, ведь я успел к ней привязаться, а привязанность — начало любви. Внезапно она открыла глаза и, привстав на постели, спокойно спросила, увидев, что я не сплю: «Ты отравил меня, Поль?» Я потерял дар речи. Она упала затылком на подушку, глаза ее были широко раскрыты, и блестели, словно в них накапали слез. Розали еще вполне можно было спасти — вызвать домашнего врача, промыть желудок, но лягушка в панике схватила подушку и, накрыв лицо, стала душить бедняжку, вся вина которой была в том, что она родилась сказочно богатой. Лизок! Лизочек! Все было кончено в две минуты. Жабы умеют убивать Дюймовочек.

Но эта смерть переменила меня. Я стоял над телом несчастной уже совсем другим человеком: моя ненависть к себе стала беспредельной, и я решил спасти хотя бы тебя!

Розали похоронили на кладбище в Сен-Рафаэле, в семейном склепе, рядом с прахом отца. Роз могла торжествовать: все права на состояние переходили к трехлетней крошке, к тебе, я становился твоим опекуном до совершеннолетия. Оставалось последнее — заменить ребенка дочерью Роз. Ты была обречена на смерть моя крошка. Но Бог не мог больше смотреть на цепь таких беззакон-ний, твой ангел-хранитель и я решили бороться. Роз не могла заподозрить меня в тайной измене — я совершил столько мерзостей, мои руки были так замараны, что подозревать во мне муки совести у нее не было никаких оснований. Мы поженились. Чудовище стало твоей мачехой и склонилось над голубой колыбелью, трогая твои ушки кровавой рукой и капая слюной на животик. Завтра тебя ожидает укол в нежную попку.

В то лето мы отдыхали в Эль-Аранше.

Но я все уже предусмотрел и рассчитал. Слушай меня внимательно, Лиза, ты уже взрослая: я надиктовал свое признание на кассету, собрал за полгода все компрометирующие документы против Роз и себя, сделал копии фотографий, записал километр наших с ней разговоров. Полностью признал свою незаконную деятельность на территории других государств и раскрыл свое прошлое, как агента. Я похитил все документы, дающие тебе права на наследство, а там, где смог и не смог, сделал копии.

Ведь все оригиналы будут подделаны или тщательно скорректированы. Тем более это проще, что везде фигурирует имя одновременно твое и той, кто тебя заменит. Затем я тайно тебя освидетельствовал у врача: были записаны все твои метки, все родимые пятнышки, сняты отпечатки твоих крохотных пальчиков, прости, что мне пришлось испачкать твои пальчики черным, и ты так расплакалась. Вообщем всего, что я нагреб вполне достаточно для швейцарской судебной палаты, куда ты обратишься за восстановлением своих прав на наследство.

Увы, не раньше, чем достигнешь совершеннолетия.

Все документы сложены в атташе-кейс и хранятся в отделении частных сейфов ШНБ — Швейцарского национального банка — в Берне. Сейф записан на твое имя и оплачен мной на двадцать пять лет вперед. Но получить ключ ты сможешь только вместе с адвокатом, которого выберешь, подтвердив свои права отпечатками пальчиков и еще другими приметами. Одного имени будет недостаточно, не забывай о Лиззи, она тоже Кардье! Слава богу, что с возрастом узор паппилярных линий не меняется.

На всякий случай запомни имя моего адвоката господина мэтра Жан-Жака Нюитте в Лозанне. В его картотеке клиентов на моей карточке записано и твое имя. Он получил крупный предварительный взнос и обещал принять мою дочь в число своих клиентов, когда она обратится к нему за помощью. Надеюсь, что он будет еще жив к тому далекому времени, хотя, увы, человек он немолодой, но искать молодого не было времени! Мэтр в самых общих осторожных чертах в курсе моей ситуации.

Милая крошка! (Рука безумца снова прыгает вверх листа и ставит новую дату, ту самую, которую я уже видела на письме к тетушке: 2Г.Г0.75 и указывает место: Эль-Аранш.) Вчера Роз привезла свое маленькое чудовище, но я никогда не соглашусь считать ее своей дочерью. У меня есть только одна ты! Внешне я никак не выдаю своих чувств, я слишком люблю тебя и потому веду себя сверх осторожно. Абрахам уже получил приказ сделать тебе укол. Но… но это было вчера! А сегодня ты уже далеко! Птичка улетела из клетки. Я увез тебя к морю, к причалу, откуда мой друг увезет тебя очень далеко, туда, где есть снег и нет змей. Не бойся, моя девочка, моя крестная обещала тебя любить. Там, в России, тебя никто никогда не найдет. Да ты я вижу нисколечко не боишься. Ты сладко спишь. Машина стоит на причале. Я пишу это письмо, сидя на подножке. Я вижу вдали идущий катер. Это за тобой. Тебя переправят в Алжир, а затем увезут в Одессу. К несчастью я не могу с тобой возвращаться на Родину, за свой поступок лягушонок заочно приговорен к смертной казни. Я вижу на борту своего друга. Целую крепко-крепко мою спящую красавицу. Мою сладкую крошку. Надеюсь, что когда-нибудь ты проснешься в своем дворце. Даст Бог, ты уйдешь от погони. Прощай! (Рука безумца добегает до края карты, но продолжает писать в воздухе… переворачиваю исписанный лист обратной стороной… он замирает, затем пишет).