Охота на журавля

Колчак Елена

— А с Речной ты справку принести не можешь? — это, конечно, Наталья, через руки которой проходит львиная доля медицинских материалов. На Речной, как известно, находится городской психоневрологический диспансер. А на Красном спуске, ясное дело, кожно-венерологический. В общем, тост зарубили, Марк впал в угрюмость, так что мне даже захотелось его утешить.

— Маркушка, я готова тебе поаплодировать, только скажи на милость, чего это тебя на Красный понесло? Это тебе там пузырь подарили?

— Да ну вас всех! — Марк снова икнул. Кажется, ему было уже довольно. — Злые вы. На Красном у меня приятель работает. Он меня кон-суль-ти-ру-ет, — с некоторыми затруднениями Марк таки выговорил длинное слово. Очень он любит на себя многозначительность напускать. Хотя вроде неглупый мужик, и журналист толковый…

А

в общем, если поделить изображаемое где-нибудь на десять — как раз близко к жизненной правде получится. Удивительно, как он еще с такими привычками не нарвался. Однажды додумается намекнуть какому-нибудь местному отелле о своей осведомленности в жизни отеллиной супруги. А стоматологи нынче ох и недешевы…

— Ничего не понимаю, зачем тебя консультировать, если у тебя все в порядке?

— Глупая ты, Рита, как все женщины. Мне обзор надо сделать. По клиникам. Ве-не-ри… ве-но… ну, в общем, по таким вот. А Славка мне рассказывал, где что. И как бывает. Я таку-у-ую малину нашел — ты и представить себе не можешь, теперь всегда буду бодренький и в тонусе, — Марк хихикнул. — А Славка мне еще и анализы по дружбе сделал.

— А пузырь за что? За то, что такой здоровенький?

— Пузырь… — на успевшей несколько позеленеть физиономии Марка появилось растерянное выражение, сменившееся морщинами интеллектуальных усилий. Он стал похож на человека, который в ворохе бумаг на столе разыскивает нужную: ну, вот, ну, я же только что ее в руках держал…

Тоже мне, бодренький и в тонусе! Пить надо меньше, вредно. В мозгах, основательно смазанных алкоголем, мысли проскальзывают, не зацепляясь, и поймать нужную ничуть не легче, чем схватить зубами яблоко, плавающее в ведре с водой — есть такое развлечение у массовиков-затейников.

Промучившись минуты две, Марк утомился безрезультатностью своих усилий и снова пару раз икнул, уже посильнее. — Погоди, счас вернусь, — зацепляясь за углы, он выбрался из-за стола и отправился куда-то в коридор.

Веселье потихоньку перетекло в стадию текста. Один угол сконцентрировался на умных разговорах — они, кстати, если с употреблением не переусердствовать, получаются гораздо интереснее, чем на трезвую голову. Должно быть потому, что мозги-то у собеседников еще работают, а длинных слов приходится избегать. Попробуйте сами после пяти-шести тостов произнести «экзистенционализм» или «трансцедентальность». Так что, получается чистый полет мысли, не замутненный терминологическим туманом. Другой угол, как водится, сосредоточился на обсуждении очередного футбольного первенства. Посередине между этими двумя крайностями уже дошедший до нужной кондиции Батисов пытался нашептывать на ухо привычные нежности Ольге с косами. С другой стороны Ольга стриженая приставала к тезке с вечным «давай споем». Воронов дремал на столе. Танюшка меланхолически прихлебывала нечто бледно-розовое — вероятно, кагор, разведенный с минералкой. Мы посмотрели друг на друга, на стаканы — и дружно прыснули.

— Почти Греция, а? Только они, кажется, простой водой разводили.

— С минералкой вкуснее. И что бы мы без нее делали? — усмехнулась Танечка.

— Пришлось бы надираться, куда денешься.

— Угу. Повеселишься, а потом работать… Чем лучше вечером, тем страшнее с утра. Бр-р!

В дверях блиндажа возникло новое лицо, чего никто, кроме нас с Танюшкой, кажется, не заметил. Обозрев поле битвы, лицо тем не менее вежливо поздоровалось:

— Привет честной компании, Танечка, ты как, поехали? Нет, спасибо, я за рулем. Хотя…

— Да присядь ты, отдышись, — предложила Танюшка. — Ты чего, как будто от погони спасался?

Глядя на Олега, ни в жизнь не подумаешь, что он учитель. По виду — не то преуспевающий бизнесмен, не то какой-нибудь кинодеятель. А на самом деле преподает. То ли физику, то ли математику — что-то там из точных наук. Правда, в самом престижном колледже нашего Города. Там преподавателям платят столько, что Танюшка вполне могла бы и не работать, сидеть дома и готовить для добытчика всякие вкусности. Но готовить она не любит, и считает, что киснуть дома для неглупой женщины — просто самоубийство. К тому же Олег не имеет ничего против полуфабрикатов. Очень гармоничная пара. Смотришь и радуешься. Две половинки,

идеально подходящие друг другу. Хотя, как они сами шутят, им понадобилось семь лет, чтобы это выяснить. Роман у них начался еще в школе, но, как это часто со школьными романами случается, после выпускного бала скоренько сошел на нет. Разные вузы, новые знакомства… Танюшка на втором курсе даже ухитрилась выскочить замуж, правда, ненадолго. В общем, погасла школьная любовь. А три-четыре года назад Танечка делала репортаж об этом самом суперпрестижном колледже и обнаружила там Олега. Теперь они смеются — дескать, судьба. Потому как уже через два дня после встречи она переехала к нему. А через месяц сыграли свадьбу. И счастливы теперь просто до неприличия. И дело, наверное, не только в любви. Просто люди очень уж хорошие. Живут по принципу: разделенная радость — две радости, разделенное огорчение — уже половинка огорчения.

— Что, Олежек, к вам очередная проверка нагрянула?

— Да какая там проверка, Глебов опять учудил!

Про подвиги этого самого Глебова я слышала уже не первый раз. И ведь нет, чтобы совершать деяния, освященные вековыми традициями — доску свечкой вымазать, кнопок учителю на стул насыпать. Это Глебову скучно. Вот радиофицировать учительский стул, чтобы он при усаживании начинал рассказывать, к примеру, о способах борьбы с лишними килограммами — это он запросто. Или соорудит летающий мел. Как это? А так. Только преподаватель начинает что-то писать на доске, а привычный до уныния предмет вдруг вырывается из пальцев и начинает летать по аудитории, изображая из себя ракету класса «земля-земля». Очень весело.

Я подозреваю, что Олег души не чает в своем Глебове отчасти из-за этих самых фокусов — очень уж восторженными получаются все его рассказы. А итог всегда один: ему — Олегу, а не Глебову — вновь и вновь приходится тренировать изобретательность в попытках смягчить для любимого ученика заслуженную кару. Но сейчас, похоже, нашла коса на камень.

— Помнишь, я про Братченко рассказывал?

— Этот ваш новенький, который даже программу пятого класса помнит нетвердо?

— Ну да, культурист недоделанный. Экстерьер, как у манекена, и мозгов примерно столько же. Зато упакован по самое «не хочу» — у отца дюжина автосервисов, не считая прочей мелочи. В общем, круче нас только гора Эверест и вареные яйца. Естественно, как он к нам пришел, Изабеллочка наша на него сразу запала. То на всех сверху вниз глядела — как же, «Мисс школа»! А еще бы ей не быть «мисс школа» с мамой директрисой. А тут наконец-то мальчик подходящий подвернулся…

— А Глебов-то при чем?

— А он решил, что это подходящий случай Изабеллу умыть как следует. Ты же знаешь, как к ней в школе относятся.

— Да, девочка не очень приятная.

— Не то слово! Вроде и неглупая, а снобизма — на трех «Мисс Вселенная» хватит. С иностранным у нее все в порядке, а точные науки — слишком грубая материя для принцесс! Мне иногда ее просто за дверь выставить хочется. Вызовешь отвечать — она из-за парты минуты три вылезает, чтобы все полюбовались, все внимание обратили, какое сокровище рядом с ними находится. Выплывет к доске и эдак королевски класс оглядывает. Озирает владения. Молча. Поскольку сказать ей обычно нечего. У доски то есть. Вернется на свое место — и давай какие-то сверхважные проблемы обсуждать. Про перемены и говорить нечего. А Глебов ухитрился ей и обеим ее ближайшим «фрейлинам» по микрофончику прицепить. И несколько разговоров записал — когда они обсуждали мальчиков вообще и способы соблазнения Братченко в частности. А после запустил это дело через школьную радиосеть. А запись, надо сказать, чистенькая до изумления. Пока радиорубку взломали, запись как раз до конца и прокрутилась: «Вы прослушали радиоспектакль «Избушка, избушка, повернись ко всем задом, ко мне передом». За лексику персонажей постановщик ответственности не несет». А лексика там, между прочим, та еще. В общем, картинка, писанная маслом: все хохочут, Изабелла в истерике бьется, и все такое. В рубке пусто, только магнитофон крутится. А Изабеллу теперь иначе как «избушкой» и не зовут. Ну, естественно, Глебов первый на подозрении — он же у нас маг и кудесник по части всякой техники. Доказать не докажешь, а для того, чтобы неприятностей устроить, доказательств и не требуется.