Охота на журавля
Шрифт:
— Про какую собаку? — это заявление заставило меня уже не удивиться, а просто-таки остолбенеть. Вроде бы до того момента, когда начинают путаться мозги, Венечке было еще далеко, выглядел и разговаривал он еще вполне по-человечески. Но собака?!
— Какая у тебя собака, спрашивал.
— Так у меня же никакой нет!
— Да ему так и сказали. Он удивился и говорит, наверное, перепутал.
— А ты?
— Так он не меня спрашивал, бабулек. Я во дворике гулял, слышал.
Гулял он! Моцион совершал! Аристократ!
— Может, ты… это… кому-то на хвост наступила? Типа журналистское
Под «этот твой», я так понимаю, имелся в виду майор Ильин. Не, ну все всё знают. Кроме меня самой.
— Спасибо, Венечка, за заботу, пойду, — я отсыпала ему сигарет, на что он попытался вначале обидеться, мол, не ради этого… Пришлось напомнить, что он-то меня пытался угостить — только после этого Венечка перестал обижаться, взял сигареты и спросил напоследок:
— Чего сказать-то, если еще интересоваться будут?
— Пусть в редакцию обращаются. Бред какой!
Однако, добравшись до квартиры и прочистив мозги двумя стаканами минералки и чашкой кофе, я передумала. Может, и не такой уж бред? Кого-то зацепили мои расспросы последних дней. Но кого? И — массаракш! — где же Ильин? Да и Глебову пора бы уже объявиться…
21
Не плыви по течению, не плыви против течения — плыви туда, куда тебе нужно.
На резной зелени клена появились две тощие лохматые ноги. То есть, конечно, сами-то ноги были обычные, зато низ джинсов топорщился белесой бахромой. Следом за ногами мелькнула все та же линялая оранжевая футболка с двумя черными отпечатками ладоней на пузе, и наконец за балконной дверью засияла довольная Кешкина физиономия. Довольная и почему-то немного виноватая.
— Ты теперь всегда через балкон будешь являться?
— А… Ну… Пока тепло, а?
— Вот схватят тебя при попытке несанкционированного проникновения в жилище, чего делать станем?
— Не-а! — Глебов махнул головой, так что шевелюра его напомнила модные нынче метелочки для сметания пыли.
— Ну здравствуй, солнце мое! Очень рада тебя видеть живого и даже почти невредимого.
— Только я с записью не совсем разобрался. Я ж не звукооператор, а там скорость скачет, да еще и нелинейно. Вот, принес то, что пока получилось, может, потом еще попытаюсь, — Кешка склонил голову вправо и потерся ухом о плечо. На верхней части уха красовалась свежая царапина. Ресницы у него были рыжие, почти под цвет глаз, а руки… Хоть фотографируй для выставки «Наша трудолюбивая молодежь» — может, он их и мыл, но следы пресловутых «сельхозработ» просматривались более чем явственно, особенно вокруг ногтей. А сам он по-прежнему напоминал боевого взъерошенного воробья. Пусть даже у воробьев не бывает плеч и тем более исцарапанных ушей.
То, что «пока получилось» составляло примерно половину записи. Как и предполагалось, явственно опознавались голоса Марка и господина Котова. Виктора Андреевича. Начало — совсем неинтересное — шло на нормальной скорости, потом начинались завывания туда-сюда, это был как раз тот кусок, который Глебов обещал «еще попытаться». Хвост разговора Кешка
— …извините, я не хотел вас обидеть. Значит, в вашей клинике такое невозможно?
— Валентин Борисович, мы же медицинское учреждение! Даже злейший враг не мог бы… Немыслимо!
— Я, видите ли, говорил с некоторыми вашими пациентами, — Марк помолчал, его собеседник тоже держал паузу. — Я ведь не утверждаю, что это обязательно так. Я выясняю, на самом ли деле существует скандал, ну, можно назвать и мягче, скажем, конфликт… — голос стал вкрадчивым, я и не знала, что Марк умеет так разговаривать. — Мне именно за это и платят. Работа такая…
На какое-то время опять воцарилось молчание. Глебов махнул рукой — «это еще не все». Действительно, после паузы разговор продолжился:
— Я понимаю вас, Валентин Борисович. Но вас просто ввели…
Щелчок. Кешка объяснил, что в этом месте кончилась одна сторона кассеты. Остался еще небольшой кусочек другой стороны.
— Вы делаете обзор, а может быть, имеет смысл сделать не одну статью, а несколько? В конце концов, венерология — это довольно узкая тема. На самом деле то, чем даже мы занимаемся, гораздо обширнее. Может быть, стоит написать обо всем? Хотя бы на примере нашей клиники. Я планировал заказать серию статей попозже, где-нибудь через месяц. Но можно начать и сейчас. Вот вы могли бы этим заняться?
— Почему нет? — кратко ответил Марк. — Это моя работа.
— Вот и замечательно. Приходите послезавтра, в это же время, мы все обсудим, хорошо?
— Договорились.
— Ну и отлично. Было очень приятно познакомиться. У вас сегодня профессиональный праздник, если я не ошибаюсь. Вы не обидитесь, если я сделаю вам небольшой…
Щелчок.
— Все, — сказал Глебов, — больше ничего не было.
— Ну и что тут такого, чего бы мы еще не знали? — обиделась я на диктофон. — Что Марк с ним разговаривал, и так было очевидно. Ну, почти очевидно.
— На шантаж похоже… — молвило невинное дитя.
— Брось, меньше читай американских детективов. Тоже мне, шантаж! Обычное выколачивание заказа. Могу про вас бяку написать, а могу и медом намазать, только денег дайте.
— И чем это отличается от шантажа?
— Да принципиально ничем. А практически происходит на каждом шагу. Ну и что мы имеем? «Тонус» отпадает. Какие проблемы, если они прекрасно договорились? Один хочет денег, другой готов их дать. Информация практически нулевая. Вот разве что можно сделать вывод, что ту самую «Смирновку» почти наверняка подарил Котов. Эта оборванная фраза «сделаю вам небольшой…» — видимо, подарок, правильно?