Охота за царской казной
Шрифт:
— Ни фуя себе дачник! — ржет чернявый. — Ах ты, сука! Ментяра позорная! — рычит он и бьет ногой мне в живот.
Пелена застилает глаза, и дыхалка резко куда-то пропадает. Второй удар автоматом в шею, и дневной свет в комнате меркнет… Прихожу в себя уже на полу. Никто мной не занимался, так и оставили лежать у стены. Думаю, без сознания я пробыл минуты две. В голове гудит, лежу, не шевелясь. Приоткрыв глаза, пытаюсь сориентироваться в пространстве.
Возле меня стоит стул, и на нем сидит кто-то из налетчиков, — вижу белые кроссовки с налезающими на
— Где эта херня, за которой ты прикатил сюда?! — узнаю голос чернявого, он обращается к историку.
Значит, Афанасий Сергеевич тоже здесь, в комнате.
— Я же сказал вам, в сарае. Нам нужно было взять пару мешков удобрений… Если хотите, можете их забрать себе… — говорит историк таким убедительным голосом, что даже я не смог бы заподозрить его в неискренности.
Молодец Афанасий Сергеевич, но его пока не взяли в полный оборот. Если мне не удастся встать, он им все выложит, а потом нас здесь пришьют, как котят.
— Ты мне, чмо, не лепи горабатого! Фуфлыжник фуев! — рычит на историка чернявый, видимо, знакомый с зоновской баландой не по рассказам старших товарищей. — Я тебя, сука, на шнурки сейчас распущу!.. Где эта херня?!
Слышу звук оплеухи. Афанасий Сергеевич кхекает, но не сдается:
— Я же вам говорю, в сарае… Удобрение…
— Ну ты, сука гребаная! — шипит зловеще чернявый. — Счас ты у меня, падла, сам удобрением станешь!
Пора вступать в игру. Издаю глухой стон, но не шевелюсь.
В комнате сразу наступает тишина..
— Че эта тварь там вякает? — после паузы спрашивает чернявый, имея в виду меня.
Меня пинают в бок. Снова издаю слабый стон.
— Очухивается вроде… — басит кто-то надо мной.
— Затащи его в соседнюю шхеру и придави, чтоб не урчал… — выносит чернявый мне приговор.
Меня, схватив за щиколотки, волокут в коридор.
Приходится мордой вытирать пол. Хорошо еще, половицы струганые и покрыты лаком, заноз не будет.
Детина, который собирается меня прикончить в соседней комнате, — не из слабеньких. В его лапищах чувствуется звериная сила. Ударившись лбом о высокий порог, про себя матерю хозяина дома: зачем же ты, балда, сделал такие высокие пороги? Сам ведь, наверняка, спотыкаешься по сто раз на дню… Еще один порог. В очередной раз приложившись многострадальным лбом, решаю, что за это детина мне ответит вдвойне.
Противно, когда тебя, как половую тряпку, таскают по всей квартире… Наконец детина отпускает мои щиколотки. Он делает несколько шагов назад, чтобы закрыть дверь. На УЗИ у налетчиков глушителей не было, значит, кончать меня он намерен руками. Скорее всего, попытается свернуть мне шею. Руки у меня безвольно вытянуты за головой, — продолжаю делать вид, что все еще пребываю в полубессознательном состоянии.
Боевик склоняется надо мной. Сквозь полуприкрытые веки вижу, как он снимает с плеча автомат. Опытный, гад, знает, что, когда он присядет на корточки, рукоятка УЗИ упрется ему в живот. Вот ведь как получается — при определенных обстоятельствах конструкция этого автомата
Детина настолько растерян, что остается сидеть на корточках, только в изумлении таращит на меня свои свинячьи буркалы. Типчик он действительно мощный, только одна его ляжка весит, наверно, столько же, сколько весь я, а во мне — около ста кг…
— На колени! — приказываю ему шепотом.
Он выполняет команду. Подхожу к нему и ударом пятки правой ноги по затылку укладываю на пол.
Неслышно пробегаю по коридору и врываюсь в комнату. Короткая очередь — боевик у стола, прошитый четырьмя пулями, рушится вместе со стулом на пол.
Чернявый держит в руке плоскогубцы. Увидев меня, он бросает их и с отчаянным воплем тянется к своему автомату, оставленному на кресле. Вгоняю в его гнилую пасть парочку девятимиллиметровых гостинцев. Несостоявшийся инквизитор, с разлетевшимися по всей комнате мозгами, падает возле окна.
Афанасий Сергеевич и его друг, пристегнутые наручниками к стульям, с ужасом взирают на учиненное мной побоище.
Беру со стола ключи от браслетов и отстегиваю обоих пленников.
— Ищите тетрадь! — приказывают историку. и, чтобы вывести его из ступора, рывком поднимаю со стула, встряхиваю за плечи, как куклу.
Афанасий Сергеевич приходит в себя и уже осмысленно смотрит на меня.
— Да-да, сейчас я все найду… — говорит он. Я подталкиваю его к выходу.
— Как только мы уедем — вызывайте милицию… — говорю Всеволоду.
Ему становится плохо, и сейчас он будет блевать.
Возиться мне с ним некогда. Подхожу к чернявому и вытаскиваю у него из-за пояса свой пистолет. Историк уже ушел во двор. Возвращаюсь к детине. Сцепив ему руки браслетами сзади, привожу в чувство.
— Кто послал?!
— Я не знаю, — отвечает он. — Нас Череп взял на дело… Не знаю…
Череп, скорее всего, — чернявый. Вообще-то кликуха ему подходила — впалые щеки, глубоко запавшие глаза, плотно обтянутые кожей скулы, — действительно череп.
— С кем работал Череп? — тыкаю ствол автомата детине в нос.
— С Пекой.
— Кто такой Пека?
— Деловой с Калининского. Он в авторитете. Его легко можно найти, — детина, не колеблясь, сдает какого-то пахана из Калининского района.
В дверях появляется Афанасий Сергеевич с металлической длинной коробкой в руках.
— Я забрал… — говорит он и с опаской следит за моей рукой, в которой у меня автомат, направленный в голову детине.
— Едем, — бросаю ему и вырубаю детину ударом кулака в висок.
Историк облегченно вздыхает, поняв, что больше крови не будет. Иду за Всеволодом.
Тот стоит на четвереньках у входа в гостиную и уже облевал вокруг все, что только смог.
Не особенно церемонясь, тащу Всеволода за шиворот в коридор и дальше, к входным дверям. Прислонив его спиной к стене возле вешалки, говорю: