Охота за головами на Соломоновых островах
Шрифт:
Туземцы дали офицеру, «доктору» и полицейским возможность пройти на площадку и сесть за стол. Затем жители встали в очередь и полицейские бегло осмотрели каждого, нет ли у него в руках камней. Но каждый туземец держал только кокосовые орехи. Когда офицер наклонился, чтобы сделать в своей книге первую запись об уплате налога, то получил этим налогом удар по затылку. В тот же миг стоявшие позади туземцы напали на захваченных врасплох полицейских, избивая их кокосовыми орехами. Из хижин выбежали женщины с дубинами и копьями, и, раньше чем полиция успела применить оружие, все было кончено.
Одному из раненых полицейских удалось бежать и донести
Такова была обстановка, в которой жили наши будущие модели. Деревни, в которых нам предстояло работать, были под контролем администрации. Их жители, вольно или невольно, стали налогоплательщиками, а потому мы могли рассчитывать на прием, соответствующий духу, вселенному в них белыми пришельцами.
Глава восьмая
— Скажите, это и есть злополучная самка анофелеса с возбудителями малярии на ее хоботе? — спросила я, протягивая нашему хозяину руку, на которой сидел и пил мою кровь какой-то комар.
Пока мой собеседник рассматривал комара, последний становился все толще, пока не превратился в шар, наполненный кровью.
— Я не уверен насчет его пола, но это, бесспорно, анофелес.
— А вы не считаете, что рановато для анофелеса? — пытаясь сохранить спокойствие, продолжала я. — Ведь анофелесы появляются только с наступлением темноты…
— Но не у нас в Гвадалканаре… — рассмеялся хозяин. — Здесь у них нет установленного расписания…
Был час захода солнца, а точнее половина шестого, и мы любовались закатом, сидя на балконе в Биренди, где нас сегодня бесцеремонно высадил наш капитан. Он решительно объявил, что мы приглашены в Руавату не на чашку чая, а на «стоянку», то есть в гости. Было заявлено, что мы должны принять приглашение погостить в Руавату, хотя бы потому, что там можно помыться в ванне. В Руавату нас доставят из Биренди на лодке, а «Матарам» в следующий свой рейс из Сиднея зайдет за нами в Руавату и возьмет на борт, если мы того пожелаем. Все это было решено при закрытых дверях, без нашего участия. Мы не оказали сопротивления; более того, мы преисполнились благодарности за это несказанное счастье.
По странному совпадению, в Биренди оказался не кто иной, как молодой Нэнкервис, но не как восстановитель попранных на острове Малаита прав империи, а в качестве помощника управляющего плантацией. Никто в мире так не страдал от упущенной возможности сделаться героем, как Нэнкервис, но теперь в качестве утешения с небес свалилась Маргарет. Более Нэнкервиса обрадовались нашему появлению только местные насекомые, и надо отдать справедливость Биренди, что по количеству и разнообразию насекомых эта плантация не имела равных на Соломоновых островах.
Биренди знаменитая старая плантация. Во времена Джека Лондона она принадлежала какому-то американцу, проживавшему здесь со своей дамой сердца — не то испанской, не то русской графиней. В те годы дом в Биренди считался «дворцом» со всеми европейскими признаками богатства:
Обед, после того как были подняты тосты за «благополучный заход солнца», крайне напоминал старомодную студенческую вечеринку. Хозяйство в Биренди велось кое-как, на холостяцкий лад. У хозяина, прожившего очень много лет на островах, хватало сил только влачить существовании от одного отпуска до следующего.
Слуги, которых здесь были полчища, мало напоминали сверкающих чистотой и вышитыми монограммами слуг из Гувуту, где дом вела хозяйка. За исключением повара, все здешние слуги были неотесанные деревенские парни-малаитяне, присланные с плантации для прислуживания гостям на парадном обеде.
Обеденный стол представлял интереснейшее зрелище. В качестве скатерти было постлано нечто, подозрительно напоминавшее простыню. Поверх этой скатерти-простыни были расставлены различные предметы в том порядке, в каком они стояли где-то на полке. Здесь были полупустые бутылки с кетчупом, чилийским и шотландским соусами, пакеты с пряностями, пикули, горчица, лук, приправы к салату, уксус, различные сорта варенья и ряд других вещей, значение и применение которых осталось нам неясным. На столе фигурировали все виды приправ и пряностей, которыми отчаявшиеся белые обитатели островов заливают и посыпают консервы, тщетно пытаясь улучшить их вкус. Во всяком случае, на столе стояло все, что когда-либо требовал к столу местный хозяин, дюжины вилок и ножей, ложек и тарелок всех размеров и фасонов были в диком беспорядке разбросаны по столу. Такой широкий ассортимент избавлял повара от риска оказаться со свернутой головой за то, что какая-нибудь вещь будет забыта в сервировке.
А так как окна не были защищены сетками, а посередине стола горела яркая лампа, то над всем этим летали тучи насекомых, которые немедленно обрушились на нас. Они застревали в волосах; попадали к нам на зубы, когда наш рот расплывался в вежливой улыбке; издыхали в банках с вареньем или, смертельно обожженные, агонизировали в наших тарелках. Это было полбеды, поскольку насекомые были видимыми. Но были еще невидимые орды москитов, летавшие в темноте под, столом и отвлекавшие наше основное внимание. Я сидела в плетеном кресле и была дополнительно атакована снизу.
Положение осложнялось тем, что хозяин соблюдал строгий светский этикет, называя нас «миссис такая-то», а его «мистер такой-то». Гораздо более уместной была бы простая и симпатичная непринужденность, которая позвонила бы нам решать вопросы так, как это, скажем, решают коровы при помощи деревьев. Наши исключительно воспитанные собеседники должны были понять, что вопросы высокой культуры практически интересовали нас гораздо меньше, чем происходящее под столом. Мы непрерывно меняли положение ног, словно играли в футбол, и пытались одновременно одной рукой почесывать укушенное на ноге место, а другой извлекать из супа тонущее насекомое.