Охота за слоновой костью. Когда пируют львы. Голубой горизонт. Стервятники

Смит Уилбур

Дориан выронил голову и покачнулся. Кровь по-прежнему текла по его боку, и он упал бы, если бы Мансур и Джим не бросились в круг и не подхватили его с обеих сторон. Они почти понесли его в крепость. В комнатах не было мебели, но Дориана отнесли в его спальню и уложили на пол. Мансур приказал Рахмаду позвать личного врача Заяна аль-Дина: тот ждал этого вызова у двери. Он сразу вошел.

Пока он промывал рану и зашивал ее кишками, Дориан сказал Мансуру и Джиму:

– Том заставил меня дать слово, что я ничего не расскажу вам, пока не окончится бой. Теперь я свободен от этого обещания. Как только защитники покинули форт, наш

брат Гай с отрядом вооруженных людей высадился на берег. Они ворвались в форт. Когда Гай обнаружил, что мы опустошили сокровищницу, он вышел на парапет и увидел следы фургонов. И, должно быть, понял, что мы увезли золото. К тому времени Заян уже переправил на берег лошадей. И Гай во главе двадцати всадников поехал по дороге. Несомненно, желая захватить фургоны.

Молодые люди в ужасе смотрели на него.

Первым обрел дар речи Джим:

– Женщины! Малыш Джордж!

– Как только мы поняли, что произошло, Том взял Смоллбоя и его мушкетеров. Они бросились за Гаем.

– О Боже! – застонал Мансур. – Это было вчера. Невозможно сказать, что случилось с тех пор. Почему ты не сказал раньше?

– Ты знаешь почему. Но сейчас я свободен от данного Тому обещания.

Голос Джима дрожал от тревоги за близких, за Сару, Луизу и Джорджа.

– Ты со мной, брат?

– Отпустишь, отец?

– Конечно, мой сын, и все мои благословения с тобой, – ответил Дориан.

Мансур вскочил.

– Я с тобой, брат!

Они побежали к выходу. На бегу Джим кричал Баккату:

– Седлай Драмфайра! Мы выезжаем немедленно!

Ущелье не просто расположилось на безопасном удалении от берега. Это было прекрасное место. Именно поэтому Сара выбрала его для лагеря. С гор несколькими порогами и водопадами спускалась реки. Под каждым порогом образовался чистый спокойный водоем, где во множестве обитала желтая рыба. Лагерь со всех сторон окружали высокие деревья. Фрукты в пологе листвы привлекали птиц и мартышек.

Хотя Том уговаривал Сару спрятать большую часть мебели и другое имущество в нескольких милях от форта, в том же укрытии, что и часть слоновой кости, Сара настояла на том, чтобы погрузить подлинные ее сокровища в фургон. Она не думала о золотых слитках, которым Том придавал особое значение, и когда разбивали лагерь, даже не потрудилась выгрузить золото из фургонов. Когда Луиза и Верити вежливо усомнились, разумно ли это, Сара рассмеялась:

– Напрасная трата сил. Придется снова все это грузить, когда будем возвращаться домой, и только.

С другой стороны, она не жалея сил обеспечивала лагерь всеми удобствами домашней жизни. Главной ее заботой стала кухня с глиняными стенами и столовая. Крыша представляла собой произведение искусства из плетеного тростника. Пол слепили из глины с коровьим навозом. В центре комнаты Сара гордо водрузила свой клавесин, и каждый вечер все собирались вокруг него и пели, а Сара играла.

Днем они устраивали пикники у пруда, смотрели, как плавает Джордж – словно голая маленькая рыба, – и аплодировали, когда он с громким всплеском прыгал в воду с берега. Они рисовали и вышивали. Луиза учила Джорджа ездить верхом, посадив его, как муху, на спину Трухарт. Верити работала над переводами Корана и Рамаяны. Сара брала Джорджа с собой собирать цветы. Вернувшись в лагерь, она зарисовывала растения и давала их краткие описания, расширяя свое собрание. Верити принесла из своей каюты на

«Арктуре» ящик своих любимых книг и читала их вслух остальным женщинам.

Они дивились «Временам года» Джеймса Томсона и хохотали над «Гневом во гневе».

Иногда по утрам Луиза оставляла Джорджа под присмотром Сары и Интепе, Лилии, и они с Верити отправлялись кататься верхом. Это очень устраивало Джорджа. Бабушка Сара была неиссякающим источником печенья, конфет и других радостей. Она же была замечательной рассказчицей. Мягкая Интепе преклонялась перед Джорджем и без колебаний исполняла его повеления. Теперь она была женой Замы и уже родила ему здоровых сыновей. Младшего она еще кормила грудью, а старший стал оруженосцем Джорджа. Зама сделал им обоим по маленькому луку и дал вместо копий заостренные палки. И большую часть времени мальчуганы проводили, охотясь у границ лагеря. До сих пор они добыли только одно животное: полевую мышь, которая, допустив ошибку, бросилась под ноги Джорджу – уступая ей дорогу, он наступил ей на голову. Маленькую тушку они зажарили на большом костре, который нарочно развели для этого, и с наслаждением съели обожженное почерневшее мясо.

Дни казались идиллическими, но лишь казались. Темная тень нависла над лагерем. Даже смеясь, женщины вдруг замолкали и смотрели на след фургонов, который вел назад, к океану. И когда упоминали имена любимых мужчин – а они делали это часто, – глаза их становились печальными. По ночам они просыпались от ржания лошадей или от топота копыт в темноте. И перекликались из фургонов:

– Вы слышали, мама?

– Это одна из наших лошадей, Луиза. Спи. Джим скоро приедет.

– А ты здорова, Верити?

– Как и ты, но скучаю по Мансуру не меньше, чем ты по Джиму.

– Не расстраивайтесь, девочки, – успокаивала их Сара. – Они Кортни, и они крепкие мужчины. Скоро вернутся.

Каждые четыре или пять дней из форта Предзнаменования приезжал всадник с кожаной сумкой через плечо. В сумке были письма. Приезд гонца становился главным событием. Каждая женщина хватала адресованное ей письмо и бежала в свой фургон, чтобы прочесть его в одиночестве. Потом они выходили из фургонов, раскрасневшиеся и улыбающиеся, в отличном настроении, и принимались обсуждать полученные новости. Потом начиналось долгое ожидание следующего гонца.

Дед Интепе, Тегване, стал ночным сторожем. В свои годы он спал мало и относился к своим обязанностям серьезно. Бесконечно обходил фургоны на тощих журавлиных ногах, положив копье на плечо. Под его началом было восемь человек, включая возчиков и молодого Изезе, Муху, который стал крепким парнем и отлично стрелял из мушкета. Он был сержантом стражи.

По приказу Джима Инкунзи перегнал весь скот в холмы, где ему не смогут угрожать экспедиционные силы Заяна аль-Дина. На всякий случай он и его пастухи оставались неподалеку.

После двадцати восьми спокойных дней в лагере на реке женщины должны были бы чувствовать себя в безопасности, но не чувствовали. Они должны были бы спокойно спать, но не могли. Над всеми нависло предчувствие зла.

* * *

В эту ночь Луиза не могла уснуть. Она завесила кроватку Джорджа одеялом, чтобы защитить от света, а сама лежала в постели и при свете масляной лампы читала Генри Филдинга. Неожиданно она отложила книгу и бросилась к клапану у выхода из фургона. Отодвинула занавес, прислушалась и, когда убедилась, крикнула: