Охота за слоновой костью. Когда пируют львы. Голубой горизонт. Стервятники

Смит Уилбур

— Да, госпожа.

— Вот здесь. — Катинка откинулась и задрала юбки выше колена. Она медленно и чувственно спустила один белый чулок. — Смотри! — приказала она, и Сакина грациозно опустилась перед ней на шелковый ковер. Ее прикосновения к коже были мягки, словно бабочка садилась на цветок, и Катинка сладострастно вздохнула. — Теперь я чувствую, что у тебя действительно исцеляющие руки.

Сакина не ответила, темные волосы упали ей на глаза и скрыли их выражение.

— Сколько тебе лет? — спросила Катинка.

Пальцы

Сакины на мгновение застыли, потом продолжили ощупывать синяк и колено хозяйки.

— Я родилась в год Тигра, — сказала она, — так что в следующий день рождения мне исполнится восемнадцать.

— Ты очень красива, Сакина. Но ты ведь и сама это знаешь, верно?

— Я не чувствую себя красивой, госпожа. Разве раб может чувствовать себя красивым?

— Что за нелепая мысль. — Катинка не скрывала досады, вызванной таким поворотом в разговоре. — Скажи, твой брат так же красив, как ты?

Пальцы Сакины снова дрогнули и застыли. Ага! Это ее задело. Катинка молча улыбнулась и спросила:

— Ты слышала мой вопрос, Сакина?

— Для меня Альтуда самый красивый из всех мужчин на земле, — негромко ответила Сакина и тут же пожалела о своих словах.

Она инстинктивно чувствовала, что опасно открывать этой женщине свои уязвимые места, но слово не воробей.

— Сколько лет Альтуде?

— Он старше меня на три года. — Сакина не поднимала глаз. — Мне необходимо принести лекарства, госпожа.

— Буду ждать, — ответила Катинка. — Возвращайся быстрей.

Катинка легла на подушки и лежала, улыбаясь или хмурясь яркой последовательности образов и слов, возникавших в ее сознании. Ожидание будоражило ее, в то же время принося беспокойство и неудовлетворенность. Слова Неторопливого Джона звучали в ее голове, как звон соборного колокола. Они тревожили. И она не могла дольше оставаться без движения. Вскочив, Катинка начала прохаживаться по комнате, как охотящийся леопард.

— Где эта девчонка? — спросила она, увидела собственное отражение в высоком зеркале и повернулась, вглядываясь в него. — Кали, — прошептала она и улыбнулась. — Какое необычное имя. Какое тайное и великолепное имя!

Она увидела в зеркале Сакину, но повернулась не сразу. Красота темноволосой девушки прекрасно оттеняла ее собственную красоту. Катинка вглядывалась в два лица и чувствовала, как возбуждение прокатывается по ее жилам, щекочет их.

— Я принесла мазь для вашей ноги, госпожа.

Сакина стояла за ней. Взгляд ее был непроницаем.

— Спасибо, моя маленькая ласточка, — прошептала Катинка.

«Хочу, чтобы ты всегда принадлежала мне, — подумала она. — Ты должна принадлежать Кали».

Она вернулась на диван, и Сакина снова склонилась перед ней. Вначале мазь была холодна, потом от нее начало растекаться тепло. Пальцы Сакины действовали проворно и искусно.

— Не люблю, когда что-нибудь красивое уничтожают без необходимости, — прошептала Катинка. — Ты говоришь,

твой брат красив. Ты очень его любишь, Сакина?

Не услышав ответа, она взяла Сакину за подбородок. И подняла лицо девушки, чтобы видеть ее глаза. От увиденной в этих глазах боли ее сердце забилось сильнее.

— Моя милая маленькая ласточка.

«Я затронула самые глубины ее души», — возбужденно подумала она. И, убирая руку, провела пальцами по щеке Сакины.

— Я только что пришла от Неторопливого Джона, — сказала она, — но ты ведь видела, как я возвращалась? Ты следила за мной, верно?

— Да, госпожа.

— Повторить то, что рассказал мне Неторопливый Джон? Рассказать о его комнате в замке и о том, что там происходит? — Катинка не стала ждать ответа, но продолжала негромко говорить. Когда пальцы Сакины застыли, Катинка прервала рассказ и приказала: — Не останавливайся, Сакина. У тебя волшебные прикосновения.

Когда она наконец умолкла, Сакина беззвучно плакала. Ее слезы были медленны и тягучи, как капли масла, вытекающие из пресса для оливок. Они блестели на красном золоте ее щек. Немного погодя Катинка спросила:

— Давно ли твой брат в замке? Я слышала, прошло четыре месяца с тех пор, как он вернулся с гор за тобой. Так много времени, а его все еще не судили и не приговорили.

Катинка ждала; мгновения текли бесконечно медленно, как слезы девушки.

— Губернатор Клейнханс допустил оплошность — или его кто-то уговорил, я думаю. Но мой муж человек энергичный и преданный делу. Он не допустит, чтобы правосудие не совершалось так долго. Ни один предатель не спасется от него.

Теперь Сакина не таясь смотрела на Катинку полными боли глазами, а та продолжала:

— Он пошлет Альтуду в тайную комнату Неторопливого Джона. И Альтуда перестанет быть красивым. Какая жалость! Как же нам помешать этому?

— Хозяйка, — прошептала Сакина, — ваш муж. У него власть. Все в его руках.

— Мой муж — слуга Компании, верный и неподкупный слуга. Он не станет уклоняться от исполнения своего долга.

— Хозяйка, вы так прекрасны. Ни один мужчина не может отказать вам. Вы можете убедить его. — Сакина медленно опустила голову и прижалась лицом к обнаженному колену Катинки. — Всем сердцем, всей душой умоляю, госпожа.

— А на что ты готова ради спасения брата? — спросила Катинка. — Какую цену ты заплатила бы, моя маленькая ласточка?

— Нет слишком высокой цены, нет такой жертвы, на которую я бы не пошла. Просите чего угодно, госпожа.

— Но надежды освободить его нет, Сакина. Ты ведь это понимаешь? — мягко спросила Катинка.

«Да я бы никогда и не захотела этого, — подумала она. — Пока брат в замке, эта маленькая ласточка останется в моей клетке».

— Я не рассчитываю на это.

Сакина подняла голову; Катинка снова взяла ее за подбородок, на этот раз обеими руками, и наклонилась вперед.