Охота за слоновой костью. Когда пируют львы. Голубой горизонт. Стервятники

Смит Уилбур

На следующую ночь, когда все в доме уснули, Аболи вылез из окна. Снова негромким свистом успокоил собак, к тому же у него для каждой собаки было по куску сухой колбасы. Добравшись до стены сада, он посмотрел на звезды и увидел на востоке первые отблески восходящей луны. Перемахнув через стену и держась в стороне от дороги, он пошел, определяя, в какой части поселка, по прикосновениям к стене снаружи.

В домах поселка горели два-три тусклых огня. На мачтах четырех кораблей, стоявших в заливе, светили фонари. Замок мрачной темной массой возвышался на фоне звезд.

Аболи ждал на краю площади, прислушиваясь

к звукам ночи. Однажды, уже решив идти по открытому месту, он услышал пьяный смех и обрывки песни: солдаты из замка возвращались с гульбы в одной из лачуг на берегу; эта лачуга служила далекой колонии таверной; здесь продавали самогон, который готтентоты называли «доп».

Один из пьяниц нес факел, с которого капала смола.

Пламя заколебалось, когда этот человек остановился посреди площади перед виселицей и стал выкрикивать оскорбления висящему на ней трупу. Товарищи поддержали его пьяным смехом и, покачиваясь и поддерживая друг друга, направились к замку.

Когда они исчезли за воротами и на площадь вновь опустились тишина и тьма, Аболи быстро пересек ее. Он мог видеть только на несколько шагов перед собой, но гнилостное зловоние подсказывало ему, куда идти: только дохлый лев источает такой сильный запах, как гниющее человеческое тело.

Тело сэра Фрэнсиса было обезглавлено и аккуратно четвертовано. Неторопливый Джон мясницким топором разрубил самые крупные кости. Аболи снял голову с кола, на который она была насажена. Он завернул ее в чистую белую ткань и положил в седельную сумку, принесенную с собой. Потом снял остальные части трупа. Собаки из поселка растащили некоторые мелкие кости, но даже работая в темноте, Аболи смог собрать все, что осталось. Он закрыл и завязал кожаный верх сумки, повесил ее через плечо и снова побежал в горы.

Сакина хорошо знала горы, знала каждое ущелье и каждый утес. Она объяснила, как найти скрытый узкий вход в пещеру, где накануне ночью он оставил сырую бычью шкуру. В свете восходящей луны Аболи безошибочно вернулся к этому месту. Добравшись до входа, он быстро убрал камни, закрывавшие шкуру. Потом глубже заполз в трещину и отвел ветви куста, скрывавшие темный вход в пещеру.

Он работал быстро и искусно, с помощью огнива и кремня зажег свечу, которую дала ему Сакина. Заслонив огонь свечи ладонью, чтобы случайный взгляд со склона горы его не обнаружил, он на четвереньках прополз по естественному туннелю, таща за собой сумку.

Как и говорила Сакина, туннель неожиданно перешел в пещеру, достаточно высокую, чтобы Аболи смог распрямиться. Подняв свечу, он осмотрел пещеру и счел ее подходящим местом для погребения великого вождя. В дальнем конце была даже естественная каменная полка. Оставив на ней сумку, Аболи пополз назад за бычьей шкурой. Прежде чем снова углубиться в туннель, он оглянулся через плечо и сориентировался по свету луны.

— Я поверну его лицом, чтобы он встретил десять тысяч лун и все восходы вечности! — негромко сказал он, потащил тяжелую шкуру в пещеру и расстелил на каменном полу.

Поставив свечу на каменную полку, он принялся распаковывать сумку. Вначале достал и отложил в сторону небольшие приношения и церемониальные предметы, которые принес с собой. Потом взял закутанную голову сэра Фрэнсиса и поместил в центре шкуры. Почтительно развернул ее, не проявляя никакого отвращения

к запаху гниения, сразу заполнившему пещеру. Собрал все остальные части тела и разложил в природном порядке, привязывая тонкой веревкой из коры, пока не оказалось, что сэр Фрэнсис лежит на боку, поджав ноги к подбородку и обхватив их руками, в позе зародыша в чреве матери. Затем Аболи плотно обернул тело сырой бычьей шкурой, так что виднелось только изуродованное лицо. Шкуру он сложил таким образом, чтобы, высохнув, она превратилась в прочный, словно из железа, саркофаг. Работа была долгой и нелегкой, и, когда фитиль догорел и упал в расплавленный воск, Аболи зажег другую свечу.

Закончив, он достал гребень из черепашьего панциря, еще один подарок Сакины, и расчесал спутанные пряди, все еще державшиеся на черепе. Наконец поднял тело и положил на каменную полку. Повернул лицом к востоку, чтобы покойник смотрел на восход луны и на рассвет.

Долго сидел он под полкой, смотрел на изуродованную голову и мысленно видел ее снова целой. Видел лицо доблестного молодого моряка, который двадцать лет назад спас его от работорговцев.

Наконец он встал и начал собирать принесенные с собой погребальные дары. По одному укладывал их на полку рядом с телом. Крошечная модель корабля, вырезанная его собственными руками. У него не было времени на тонкости, и модель получилась грубой и детской. Однако все три мачты с парусами были на месте, и на корме вырезано название «Леди Эдвина».

— Пусть этот корабль перенесет тебя через темные океаны к земле, где тебя ждет женщина, чье имя он носит, — прошептал Аболи.

Затем рядом с кораблем он положил нож и лук из ветви оливы.

— У меня нет сабли, чтобы вооружить тебя, но пусть это оружие защитит тебя в темных местах.

Далее он поставил чашку с едой и бутылку с водой.

— Пусть никогда не знаешь ты голода и жажды.

Последним на полку лег деревянный крест, который Аболи изготовил сам и украсил зелеными раковинами «морского ушка», белыми резными костями и яркими камешками с речного дна.

— Пусть крест твоего Бога, который вел тебя по жизни, поведет и после смерти, — сказал Аболи и положил крест на пустые глазницы сэра Фрэнсиса.

Он сложил на полу пещеры небольшой костер и зажег его от свечи.

— Пусть этот огонь согревает тебя в темноте твоей долгой ночи.

Потом на своем языке спел похоронную песню и песню путника, отправляющегося в долгое путешествие, негромко хлопая в ладоши, чтобы поддержать ритм и проявить уважение. Когда костер догорел, Аболи встал и направился к выходу из пещеры.

— Прощай, друг мой, — сказал он. — Прощай, мой отец.

Губернатор Ван де Вельде был очень осторожен. Вначале он не разрешал Аболи править своей каретой.

— Это твой каприз, дорогая, — сказал он жене, — и я не стал тебе отказывать. Но ведь это черный дикарь. Что он знает о лошадях?

— На самом деле он очень хорошо правит, гораздо лучше старого Фредрикуса, — рассмеялась Катинка. — И великолепно выглядит в новой ливрее, которую я для него придумала.

— Роскошный темно-бордовый камзол и панталоны будут мне неинтересны, когда он сломает мне шею, — ответил Ван де Вельде, но, несмотря на опасения, наблюдал за тем, как Аболи запрягает шестерку серых.