Охота

Фукуда Эндрю

Но позволить всему закончиться будет означать бросить единственного человека, который отказался бросать меня, — Пепельный Июнь.

Я переворачиваюсь, заставляю себя грести руками. Мои гребки становятся вялыми, руки ударяются о воду, как комья грязи. Я начинаю тонуть.

И тут рядом со мной раздается плеск.

Кто-то вцепляется мне в спину, переворачивает. Рука обхватывает мою грудь, из воды поднимается лицо.

— Я тебя держу. Постарайся удержаться на плаву. Я тебя держу.

Я настолько измучен, что мне

кажется, будто это Пепельный Июнь, будто она тихо шепчет мне в ухо, и от ее губ на мою шею падают брызги, будто это ее теплое дыхание щекочет мое ухо. Мне хочется спросить, как она выбралась из той ямы, как она сумела добраться сюда так быстро…

Но тут меня, словно сеть с рыбой, затаскивают в лодку. Кладут на самую середину, я вижу вокруг обеспокоенные лица. Дэвид, Джейкоб. Рядом шлепает кто-то мокрый и черный, как тюлень.

Сисси.

— Поверните его на бок, — говорит она, выплевывая воду.

Я чувствую, как моя щека прижимается к гладкому от времени дереву, слышу тихий плеск воды, бьющейся о стенки лодки. С усилием мне удается сесть.

Лодка представляет собой по сути усовершенствованный плот. Но плот широкий и надежный. В центре каюта — чуть больше шалаша. Сзади Эпаф и Джейкоб все еще налегают на шесты, выводя лодку на середину, подальше от берегов. А вот и Бен, сидит у борта, обняв колени. Он смотрит на меня, и его залитое слезами лицо растягивается в слабой улыбке. Большим пальцем он указывает на каюту. Оттуда доносится тихое ржание и стук копыт по дереву.

Всю ночь они преследуют нас по берегу — сотни силуэтов, — скалясь с ненавистью обманутых и лишенных заслуженной добычи хищников. Это бесконечная ночь, полная тьмы, дождя и нескончаемых хищных воплей. Наконец дождь заканчивается, и небо очищается. Луна и звезды льют свой болезненный свет на толпу, заполнившую берег, где глаза продолжают гореть безумной жаждой. Лунный свет приводит их в ярость, но они не в силах оставить нас. Ночное небо светлеет, как и любой другой ночью, черноту разбавляют проблески серого. Постепенно они уходят, сначала немногие, но потом, с воем неутоленного желания, который длится почти минуту, все как один разворачиваются и бегут обратно. Обратно к Институту, обратно к безопасной тьме его стен.

Мы решаем днем разделиться на смены: двое на шестах, один смотрит вперед. Остальные спят в каюте — похожем на шалаш сооружении без передней стены.

Меня освобождают от первой вахты, но я слишком возбужден, чтобы спать. Вместо этого я мочу рубашку в реке и даю коню пожевать ее, чтобы напиться. Как и остальные, я вглядываюсь вдаль в поисках движения, хоть и знаю, что яркое солнце дает нам достаточную защиту. Спустя час ноги наконец отказываются меня держать, и я ложусь в каюте. Сон приходит и уходит, как бьющийся о стекло мотылек.

Просыпаюсь я тем не менее уже ближе к вечеру. Они позволили

мне проспать обе вахты. Рядом со мной храпят Бен и Эпаф. Бен бормочет во сне что-то неразборчивое. Сисси стоит на носу, я присоединяюсь к ней.

— Ночью они опять вернутся, — произносит она.

Я киваю.

— И следующей ночью. И следующей за ней, возможно.

Она трет нос.

— Будем надеяться, что эта река тянется достаточно далеко. Если она закончится сегодня, то завтра…

Ей незачем договаривать.

Некоторое время мы молчим.

— Они когда-нибудь перестанут приходить?

— Нет, — я смотрю на восточные горы, — если они будут знать, что мы здесь, они не перестанут приходить. Они никогда не остановятся. Они построят на полпути убежища и будут использовать их, чтобы в конце концов добраться до нас.

Сисси делает глоток из кружки, которую держит в руке, и смотрит вдаль.

— Нам бы надо причаливать днем, — говорит она, — чтобы добыть еды. Если увидим какую-то дичь, можно на нее поохотиться. Нам нужна еда.

— У нас есть оружие?

— Дэвид успел схватить копье. И мои кинжалы. Это все.

— У нас не было времени.

— Мы могли бы подготовиться лучше. Я могла бы подготовиться лучше. Я ничего не взяла. Даже Эпаф успел схватить записи Ученого. А Джейкоб — сумку Эпафа. Там ничего особенного — рисунки и кое-какая одежда, — но он все-таки сумел забрать хоть что-то…

— Все было как в бреду, — мягко произношу я, — времени ни на что не оставалось.

Вода ритмично бьется в борт. Сисси смотрит вниз, слегка ерзает.

— Спасибо, что вернулся за Беном, — наконец говорит она и уходит в дальний конец лодки.

Когда наступает ночь, они возвращаются — на этот раз их еще больше, и все они голодны и полны такой ненависти, какой я не мог себе представить. Чудовищная орда, заполняющая берег, превращает реку в подобие адского тоннеля. Мы не спим всю ночь: мы слишком напуганы, чтобы перестать наблюдать за ними. Я опасаюсь, что река станет уже или вообще закончится. Но не этой ночью. Заходит луна, небо светлеет, и крики затихают. Наконец, издав хором жуткий вопль, они уходят.

Солнце встает, и при свете мы видим, что за ночь местность успела измениться. Коричневую грязь пустыни начинает сменять зеленая трава. К полудню берег превращается в пышный зеленый луг, на котором то тут, то там видны цветущие нарциссы и рододендроны. Встречаются рощицы больших деревьев, и я замечаю пару луговых собачек. Мы причаливаем. Конь рад перемене, он так быстро скачет на луг, что мы решаем, что он не вернется. Но он просто проголодался и жует траву, стараясь держаться поближе к нам. Когда спустя час мы отплываем, несмотря на красоту этого места, желая оказаться как можно дальше от них, конь с тихим ржанием возвращается на борт.