Охотник на ведьм
Шрифт:
— У вас сигареты не найдется? — раздался голос у меня за спиной, отчего я чуть не дернулся в сторону. Ведь внимательно смотрел — никого за спиной не было! Уже почти повернулся к человеку, так некстати появившемуся на пустынной улице, когда мне в бок уперлось что-то твердое и холодное.
— Не дури, Айдаров, будь умницей, — сказал чей-то голос, — подумай сам — к чему лишняя кровь? Пойдем, посидим в машине, побеседуем мирно, как и положено в приличном обществе.
— Ты кто? — по спине пробегает неприятный холодок.
— Не переживай, убивать тебя никто не собирается. Идем, зачем привлекать ненужное внимание?
Делать нечего —
— Садись, только зеркальце заднего вида опусти, незачем меня разглядывать, — сказал незнакомец. — Как там у русских говорят: посидим, покалякаем?
У русских, говоришь… Тембр голоса у него низковат, с модуляциями — женщинам такие голоса нравятся. И акцент певучий, сто процентов не прибалтийский. И не гортанный, значит, не с югов. Не француз, это точно. Ирландец, что ли?
— Интересно, куда ты собрался с этой пукалкой? Или охрану тоже собрался убивать?
— De gustibus non disputandum. [17]
— Разве что — усмехнулся он. — Время, надо заметить, тоже неверно рассчитал, забыл про святое причастие?
— По мне — в самый раз.
Надоела мне эта игра в вопросы и ответы. Кто это? Нежить? Нет, не похоже; перстень на руке холодный, значит — не они. Полиция? Неужели Казимерас навел? Тоже нет, не тот он человек; не хотел бы помогать — сразу бы отказался. Да и менты разговоры разговаривать не будут, ласты за спину завернут — и все. Авгур? Но зачем ему меня останавливать? Думай, Айдаров, думай!
17
De gustibus non disputandum — о вкусах не спорят (лат.).
— Слишком много знаешь. Кто ты?
— Не задавай ненужных вопросов, Александр. Перстень, отца Станислова у тебя?
— Да. Хочешь забрать?
— Мне он без надобности, да и тебе тоже. Положи на приборную доску, пусть лежит. Вижу, у тебя и подзорная труба имеется. Хорошо видно?
— Не жалуюсь, — я покосился на бинокль, который последнее время возил в машине.
— Ну тогда бери и наблюдай, скоро все закончится.
— Что именно? Пристрелишь меня и уйдешь?
— Стрелять мне незачем, — спокойно повторил мой визави, — я уже говорил. Если не будешь делать резких движений, спокойно разойдемся. Ты сам по себе, мы сами по себе…
— Мы, значит… Сколько же вас здесь обосновалось, таких быстрых?
— Достаточно, чтобы этот сонный городишко поставить вверх дном.
— Не слишком ли самоуверенно? Или вы такие шустрые мальчики?
— Заткнись и смотри, Охотник. Не время сейчас в вопросы играть. Заведи машину и можешь наблюдать за развитием сюжета. Оставь расспросы на потом.
Когда у вашего собеседника железный аргумент, причем не детского калибра, поневоле задумаешься, что высказанные им идеи не лишены здравого смысла. И спорить желания не возникает. Нет, можно, конечно, если мозги не жалко, но у меня таких мыслей не возникло, поэтому завел движок и как можно спокойнее взял бинокль, лежащий на соседнем сиденье. А что мне остается, раз уж так получилось? То-то же! Сидеть и наблюдать за событиями, которые разворачивались без моего участия. Первым из костела, как и утром, вышел церковный служка. Огляделся, перебросился несколькими
Выстрела я не услышал. Звука вообще не было, только сутана на мгновение вспухла огромным черным шаром — и тело ксендза разлетелось, разметалось по воздуху быстрыми мазками черных птиц, будто кто-то открыл клетку и выпустил на волю кричащих ворон! Я изумленно опустил бинокль и заметил, как перстень отца Станислова, лежащий на приборной доске, засветился, камень блеснул гранями и погас. Серебро быстро тускнело, теряя металлический блеск, поверхность становилась матовой, и наконец он рассыпался, оставив на панели небольшую кучку серого праха.
— Господи, — только и смог вымолвить я.
— Dominus vobiscum! [18] Поехали! — сказал мой собеседник. — Не спи, Охотник, — он дернул меня за плечо, возвращая в реальность, — ну же!
Я тряхнул головой, сбрасывая оцепенение, и дал задний ход, разворачиваясь на узкой сонной улочке, густо усаженной каштанами и кустами сирени.
— Куда ехать?
— В Старый город, к Ратуше, — судя по его голосу, он немного расслабился. — Надеюсь, эта машина не твоя?
18
Dominus vobiscum — Господь с вами (лат.).
— Нет, — я покачал головой, — да и номера не настоящие, причем такие пыльные, что сам черт не разберет.
— Отучайся от этой глупой привычки — везде поминать Дьявола!
Ехали мы молча и аккуратно, я даже скорость нигде не превысил. Через двадцать минут мелькнул по правую сторону костел Возрождения, и мы начали спускаться по узкой улочке к центру города. Исторический музей, рядом художественная галерея Чюрлениса, а чуть дальше, метрах в ста — знаменитый музей Чертей, который любил посещать в детстве. Неужели уже тогда предчувствовал, что придется иметь дело с Нежитью?
— Ты, — я замялся на несколько секунд, — такой же Охотник?
— Не совсем, — он усмехнулся.
Интересно — мне показалось, или в его голосе и правда проскользнула непонятная горечь? Кто же он, еще один Авгур? Нет, хватит с меня и одного наставника. Неужели…
— Не ломай голову понапрасну, Александр, — словно угадав мои мысли, сказал он, — ты все узнаешь, со временем.
— Уже знаю, — угрюмо отозвался я и повернул на улицу святой Гертруды.
Охотник. Такой же, как сотни, а может, и тысячи других, бродящих по свету в поисках Нежити. Только с одной лишь разницей — свою, предназначенную ему Нежить он уже никогда не встретит. Вечный Охотник…
— Вас много… таких? — тихо спросил я.
— Достаточно, — так же ответил он.
— Скажи, это очень страшно — быть Вечным?
— Мы не вечные, Александр, просто мы очень частые гости в этом мире. Мы многое забыли, например, все Божьи заповеди. Хотя, если разобраться — людям, твердо их исповедующим, в реальном мире делать нечего.
— А перстень? — я кивнул на остатки пыли, испачкавшей панель.
— Когда твое кольцо рассыпается прахом, — с понятной тоской, протяжно, будто молитву, произнес он, — это значит, что Охотник получил прощение.