Охотник поневоле

Светлана Мизюкина

Когда я взяла его за шкирку, несмотря на свой небольшой рост, и стала тащить его к двери, он пытался вырваться. Да только бестолку, все равно пацан, пусть даже усиленный генами вера, не сможет справиться с Охотником силой. Пока.

Швырнула его на диван в служебном помещении за сценой, прислуга испарилась.

– Ты выпил, дружок?
– я нагнулась к нему, взяла за подбородок двумя пальцами, принюхалась.

– Нет - глаза блестят, гнев еле сдерживает.

– Так может уволить тебя?

– Нет - уже более спокойно.

– И будешь дальше в стае шестеркой?

– Нет -

голос почти жалобный. Все таки он мальчишка.

– Вот и ладненько.
– Я довольна, встаю, достаю траву, закуриваю.

– А тебе можно, да?
– теперь голос его уже с обидой

– Мне можно.

Мне правда можно, как иногда говорит Себ, даже нужно. Безумцы, все мы ходим по краю, по краю нашего безумия. Особенно в жажду, неконтролируемую, неуправляемую, прекрасно-красную пору нашего сумасшествия. Тогда оно подкатывает вплотную к разуму и пытается захлестнуть. И все можно - трава, алкоголь - все годится. Тем более что в принципе ничего и не действует, только легкое чувство покоя и усталости, возможность сна без грез и воспоминаний.

Я прикрыла веки, затянулась. Аромат проник в легкие, расползаясь по телу приятной волной, пальцы расслабились, ладони покалывали, выступила кровь. Я с удивлением посмотрела на собственные руки. Посередине правой ладони разрез величиной с монету, уже не кровоточил, появился тонкий рубец. Вспомнила, что до боли сжимала кулаки в кабинете мастера, пытаясь очнуться от его образа. И сколько еще времени мне потребуется, чтобы научиться смотреть на него не краснея, говорить с ним не запинаясь, думать о нем, не испытывая сладкого томления? Глупости, ничего я не испытываю, просто это его вампирские штучки. Или нет?

Снова вернулась мыслями на свои планы на вечер, точнее на оставшуюся часть ночи и утро. Хотелось бы уснуть, напившись до потери сознания, прогнать из головы трупы фейри и кровь на стенах, изгнать со своего лица покрытые красной пеленой глаза. Только понимала, что это не кончится так скоро. Свою меру жизни я еще не вычерпала. К тому же безумие так сладко иногда зовет меня в свои объятья. Охотник во мне хочет зарыться в него, обернуться как одеялом и почивать в его снах. Человек внутри воет от безысходности, душа сопротивляется. Как там сказал Рамон после того, как я очнулась после своей первой жажды, обессиленная и пригвожденная им ножами к стене? Сквозь завесу боли я правильно расслышала? Сейчас мне кажется, что да. "Главной твоей задачей будет задача держать себя в шаге от безумия, и только боль даст тебе эту возможность". Браво, Рамон. Теперь я в полной мере осознаю твою правоту. Боже, как же я ненавидела тебя тогда за это. За свои беседы с безумием.

Тогда

Сквозь красную завесу, сквозь дымную завесу, сквозь темную завесу боли я пыталась осознать свое тело. Разум плавал далеко и не желал возвращаться в материю. Много позже я поняла, что у меня есть руки, ноги, голова, туловище. Что-то еще? Возможно. Только все это не мое. Потому что если это мое, мне придется почувствовать и осознать это. Принять это.

"Как же ты примешь себя?" - спросило безумие. "Ведь

если примешь, я не смогу помочь забыться, и ты раскаешься."

"Зато не буду слышать твой противный шепоток."

"Но тогда в сто крат тяжелее будет"

"Я знаю, оставь меня"

Боль пронзила тело. Я приоткрыла глаза, было темно и жарко. Что-то теплое стекало по шее, по груди, по животу и ногам, я сама вся была липкая и сладкая. Облизнулась. Как вкусно. Ведь нет ничего вкуснее собственной крови. Как это справедливо сказано. Только кто это сказал?

Важно вспомнить.

Главное не обращать внимание на боль. Она жгучая, в руках, на запястьях и в бедре. И почему я не могу двигаться?

Попыталась подняться. Не получилось. И сижу я или стою? Нет. Я связана? Определенно, что-то меня держит. Больно при этом. И почему столько крови? Позвать на помощь? Не глупо ли? Могу получить новую порцию боли. Я давно научилась молчать. Вздохнула ртом. Вязкий запах осел в горле, пытаюсь сглотнуть, но язык распух и не ворочается.

Как же, как же это со мной случилось? Как я дожила до такой жизни, где нет ничего важнее боли? А если и есть - то пусть катится к черту...

Сквозь красный цвет моего сознания я почувствовала, как чьи-то пальцы скользят по моему лицу.

– Ты очнулась?

И этот голос, баритон с хрипотцой, это потому что он слишком много курит. Кто? Кто же так много курит, что говорит голосом моего безумия? Это важно, Лу, соберись.

Мысли бросились врассыпную, пытаясь сформировать образ того, кто говорит. Кто-то важный, кто-то, от которого кровь в жилах стынет, кто-то с голосом моего гнева. У него черные глаза, иссиня-черная грива спутанных волос, забранных в хвост, у него рот, надменно прикусывающий сигарету, которую он всегда тушит о мою ладонь, у него белоснежные зубы, которые так любят впиваться мне в горло, горло, которое он мне когда-то вырвал.

Я зову его Рамон.

Боль растекается в голове потоками лавы, плавит мне мозг.

Какая ирония - безумие в моей голове говорит голосом Рамона. Все мои мечты избавиться от него - теперь просто бесцельная трата времени. Он всегда будет со мной, в моей голове.

– Очнулась..
– шепчет его голос.

Я не хочу ему уподобляться и отдаюсь во власть боли, скручивающей мои внутренности.

– Запомни, Охотник, Главной твоей задачей будет задача держать себя в шаге от безумия, и только боль даст тебе эту возможность .