Охотник вверх ногами
Шрифт:
Боссами они, чаще всего, не станут никогда, ибо в советской системе к вершинам власти идут иной тропой, но они всегда будут где-то недалеко за кулисами.
Встречая этих высокообразованных и неглупых людей, человек с Запада вздыхает с надеждой: скоро на смену нынешним догматикам, маньякам мирового господства придут люди помоложе, покультурнее, хорошо знающие внешний мир, — прагматики, либералы, реформаторы. Можно с уверенностью сказать, что эти люди будут действовать, — и уже действуют — гораздо тоньше и эффективней, чем прежние.
В усовершенствовании методов покорения мира и состоит
Там не готовят «полковников Абелей», зато готовят людей, которые будут руководить работой подобных полковников.
Кроме того, это иллюстрация важного процесса, который с трудом проходит на Западе, а в СССР давно завершен и теперь лишь усовершенствуется. А именно: полное срастание шпионажа и внутреннего полицейского аппарата с аппаратом государственной и партийной власти.
Процесс, очевидно, диктуется историей. Но на Западе стоит наметиться такому срастанию, как бурная реакция общественности и средств информации прекращает его в зародыше.
В СССР же невозможно провести грань между аппаратом ЦК, КГБ, дипломатической службой, внешнеторговыми организациями, армией и официальными деятелями культуры. Все делают одно и то же дело, все трудятся в одном направлении.
Редакция пражского журнала отражает, как капля воды, одну особенность советской системы. А именно: что на всем огромном пространстве советского блока каждый рабочий день, от девяти до пяти по местному времени, — сотни тысяч специально отобранных и обученных людей отдают все свои интеллектуальные силы одному делу и одной цели: распространению политического влияния СССР, то есть покорению мира мирными средствами.
Это делается и через культурный обмен, и через торговлю, и через шпионаж, и через профсоюзные связи или туризм. Над достижением этой главной цели трудятся политики и шахматисты, академики, писатели и цирковые артисты.
Работа дипломата, хоккеиста, профсоюзного деятеля, моряка или профессионального убийцы оценивается по степени ее полезности для достижения той же цели. Некоторые утверждают, что не следует преувеличивать действенность такого наступления. Посмотрите, мол, какие посредственности руководят Россией, какое отчаянное положение в самой стране! Где уж им идти к мировому господству!
А между тем, бездарность руководства — признак не слабости системы, а ее силы, ее отлаженности и способности самонастраиваться.
«Главный» может быть слюноточивый кретин и тщеславное ничтожество, он может всем на посмешище печатать под своим именем глупейшую военную фантастику и с высокой трибуны косноязычно читать по складам написанные для него речи — настоящая работа идет.
Некоторые утверждают, что сама структура советского общества широко открывает дорогу бездарностям. Эта соблазнительная и утешительная теория представляется мне опасной иллюзией в отношении высшего партийного руководства.
Работа в Праге привела меня к мысли, что топорность советских высших руководителей относительна и обманчива. Если применять критерий интеллектуального развития и культуры — топорность эта вполне реальна. Дело же в том, что критерием роста в партийной иерархии является не
Пример СССР показывает подчиненность роли интеллекта в государственной машине. Величайшая, пожалуй, победа советской власти (наряду с созданием «гомо советикус») — это выделение лабораторно чистой функции власти.
От царицы муравьев не требуют, чтобы она была бойцом или строителем. Это не ее функция. От советских руководителей нельзя требовать, чтобы они практически разбирались в каких-либо вопросах. Для этого есть подчиненные, помощники. Дело руководителей — решать, что хорошо для них, а что плохо. И пока они не ошибаются в своих решениях, их власть крепка. Иначе — судьба Хрущева их не минует.
Однако, чтобы инстинктивные безошибочные, но весьма подчас безумные решения облеклись в плоть и кровь решений разумных, членам Политбюро необходимо держать целую армию «умных мальчиков».
Мы познакомились с К., прогуливая собак. Он — прыгучего сеттера, я — флегматичного чау-чау Миню (по паспорту — Али-паша фон Лангенгрунд). Собаки играли, то есть сеттер прыгал вокруг неподвижного Мини.
К. человек на редкость одаренный и всесторонний. Кандидат наук (точных), окончивший также гуманитарный факультет, знаток истории русской философии и искусства.
Мы часто виделись, болтали, обменивались Самиздатом и Тамиздатом, комментировали последние выпуски «Хроники текущих событий», которую получали из разных источников.
Верующий человек, мой сосед ходил в церковь неподалеку от наших домов. Он крестил сына. Жена его тоже крестилась.
Он был членом КПСС.
Когда научно-исследовательский институт, в котором он работал, закрыли, он какое-то время искал новую работу. Потом, после некоторого перерыва, мы снова встретились. Он ходил повеселевший: новая работа в закрытом институте была увлекательной, зарплата — на сто двадцать рублей больше прежней, в близком будущем обещано крупное повышение и очень высокий, по советским меркам, оклад.
Институт принадлежал к системе КГБ и занимался разработкой воздействия пропаганды на массы.
Как-то он невзначай сказал, что начальству его отлично известно и про церковность и про Самиздат, и про то, что он читает Бердяева.
— И как?
— А им это безразлично. Все силы я отдаю работе над темой. А тема очень интересная. Это может быть открытие посильнее атомной бомбы!
Возможно, это и так.
Вывод? Он прост. При железном советском принципе — «от каждого — по способностям, каждому — по труду» — вы можете быть уверены, что если получаете больше денег, чем сосед, то, значит, и пользу приносите государству большую. Соучастие же растет пропорционально вознаграждению. Последнее может быть денежным или выражаться в привилегиях. И даже — в большей степени свободы, — как у моего соседа. Ходите в церковь и читайте Самиздат, нам это безразлично. Только не распространяйтесь об этом и работайте честно. И вам дадут звание. Моему соседу должно было быть присвоено звание майора КГБ.