Охотник за бабочками 2
Шрифт:
А вот как будет обозначаться вздох? Я на месте Земного Правительства учредил бы небольшую такую премию за самое лучшее изображение вдыхаемого воздуха. Это же новое слово в галактической литературе. Может и брюликов немного подкинул.
А все-таки приятно, когда воздух наполняет слипшиеся легкие. Ощущаешь некую радость. Словно рождаешься вновь и понимаешь, жизнь, она чертовски привлекательна.
— Дыши, командир, дыши!
Я дышу, Кузьмич. Дышу. Меня теперь ничто не заставит не дышать. Вот спасу куколку и улечу с ней на планету
Не мысли, а сказка. Но хватит мечтать и размышлять о всякой чепухе. Это никому не интересно, кроме меня самого. Пора окончательно приходить в себя и продолжать нелегкую миссию по спасению куколки от грязных лап захвативших ее.
Открываем глаза? Открываем.
Потолок могли бы и белой краской покрасить. Хотя, где сейчас белую краску найдешь? В галактике как были перебои с белилами, так и остались. Дефицит.
Кузьмич помог мне сесть.
Матрасик на нары то ж не помешал бы. На всем экономят, дети звезд. Чтоб их.
Пол холодный. То ли бетонный, то ли еще какой. Без подогрева. Стены ободранные, фанерой околоченные. Нищета. Ни окон, ни дверей. И народу никого.
— Что за бичевник? — я хрустнул шеей, осматривая невзрачное помещение, размеров небольших и высотой невеликой.
— Бичевник и есть, — Кузьмич присел рядышком на край деревянной кровати и стал бездумно болтать ногами, тупо глядя на пол.
— И давно мы здесь?
— Сутки.
Немногословен Кузьмич. И настроение у него поганое.
— А поподробнее можно?
— А чего поподробнее, — тупость Кузьмичевского взгляда не изменилась. Ученые говорят, что вот при таком упертом взгляде глаза отдыхают, — Приволокли тебя дохлого, бросили, а меня за компанию. Я то собачкой твоей прикинулся. Погавкать пришлось немного. Меня сначала за таракана приняли. Дустом траванули, а мне хоть бы что. Ты ж, командир, знаешь.
Это точно. Кузьмича не берет ни одна отрава. Я его баловства ради и дустом пробовал, и мышьяком и соломкой маковой. Все без толку.
— И кто ж посмел? Что за монстры?
— Если бы, — вздохнул Кузьмич, — Молокососы какие-то. Да не знаю кто такие. Первый раз в жизни видел. Хотя…
Кузьмич изобразил умное лицо, свесил голову набок и на секунду задумался.
— А ведь вру. Видел я одного такого. Ты понимаешь, командир, какая штука получается. Они же, ну те, которые Волчару нашего замочили, похожи на…
Обшарпанная стена, оказавшаяся одной большой дверью отъехала в сторону и в бичевник вошли те, о ком говорил Кузьмич.
С первого взгляда я понял, что мой крылатый друг был прав, говоря о том, что уже встречал одного из представителей этого племени.
Я вспомнил, как совсем недавно,
И вот теперь перед моими глазами стояло несколько, вполне целых, и, даже, местами, с корочкой, круглых булок. У батонов имелись руки. Тоненькие ножки в рифленых ботинках. Глаза неопределенного цвета. Чуть заметные ушные раковины. Маленький нос. И огромный беззубый рот. Сама голова и туловище представляли слитную композицию в виде, как уже отмечалось, шара. Размер более чем нормальный. Стандартный метр в диаметре.
На воображаемом поясе, а может и на воображаемой шее у батонов имелся завязанный красивым узлом красный галстук. Более никакой одежды и прочих телесных органов я не заметил. В руках вошедшие держали ножики.
— Батоны? — не удержался я от восклицания.
Батоны на мою реплику только скривились. Скорее всего им не нравилось это название.
Один из них подошел ко мне вплотную и поднес стиснутый кулак к носу.
— Чуешь, чем пахнет?
Свежевыпеченным хлебом. Так я и сказал.
Шарообразный хлеб шмыгнул носом, понюхал под мышками и пробурчал что-то про закончившийся дезодорант. Потом, уже для меня, добавил:
— Дурак. Кровью твоей пахнет. Будешь вякать без дела, в миг шнобель наизнанку выверну. Понял меня?
— Ага, — с русским у ребят не очень. Как это можно шнобель, нос, то есть, по-нашему, наизнанку вывернуть? Каламбурчик получается.
— Пойдешь с нами, — буханка приставила к моему носу ножик, — Шаг в сторону будем считать попыткой к несознательным действиям. А за это знаешь, что бывает?
Мне ли не знать.
— И собаке своей прикажи, что б пасть не разевала, — Кузьмич при этих словах пару раз по-дурацки тявкнул. Кстати, абсолютно не похоже.
— А куда, если не секрет? — почему человеку хочется чихать в самый неподходящий момент? Вот мне сейчас очень приспичило, а не могу. Ножик больно острый.
— Не секрет, — батон почесал румяную корочку на пузе. Или на подбородке, кому как удобнее, — В лабораторию на обследование.
— Анатомировать будете? — предположил я самое худшее, готовясь при положительном ответе побузить.
— Мы не звери, — ответил батон, убирая, наконец-то, ножик, — Не боись, человек, ничего плохого не сделаем. Идем.
В таком случае еще ничего. Жить можно. Рожи у батонов, собственно, не слишком злобные. Можно сказать, даже, где-то одухотворенные. Мало ли по какой причине они Корабль обстреляли? Меня-то, вытащили. Даже не связали. И Кузьмича, вон, не тронули. Хоть и гавкал.
Мы вышли, как оказалось, из однокомнатного домика и ступили на хорошо заасфальтированную дорожку. По обе ее стороны высился четырехметровый сетчатый забор, оканчивающийся колючей проволокой. За забором располагались лужайки с деревьями и кустиками. Журчали веселые ручейки и зеленела травка.