Охотник за бабочками
Шрифт:
— А если мы сдадимся добровольно, что тогда с нами сделают?
— Если добровольно? Не знаю. Добровольно пока никто не сдавался. Все норовят кулаками помахать, да из палок пострелять. Дурные они, все. И пример с них брать не надо. А почему на плафонах пыль? Нехорошо. Приемная смена ругаться будет. На консервы.
— Что, на консервы? — спросили мы одновременно с Кузьмичем. И даже Хуан подпрыгнул на месте, осененный страшной догадкой.
— На консервы, скорее всего, пустят. Это если добровольно. А если штурмом брать будем, так просто утопим. Как сукиных
А консервы лучше. И Кузьмич согласен. А Хуана никто и спрашивать не будет. Завел нас сюда, душа мохнатая.
— Но если вы хотите, то можете попробовать отыграться. Ой, а часики, правда, золотые?
Я же говорил. Я же всегда говорил, что есть на белом свете правда для урода. Это только умным, да красивым всегда все на блюдечке. А нам, то есть мне, все в обход и не сразу. Я имею в виду счастье и везенье.
— Отыграться, это как? — осторожно, боясь спугнуть надежду, задал я вопрос фуфайке, которая в это время проводила инспекцию под панелью управления. Освоился, скотина инопланетная. Как у себя дома.
Фуфайка пару раз чихнула, отчитала нас, то есть экипаж летательного корабля за толстый толстый слой пыли, и задом вылезла из-под панели.
— Да вы не согласитесь. Смерть верная.
О смерти ли нам сейчас грустить.
— А поточнее?
Гость осмотрел нас, включая Хуана, критическим взглядом.
— Да и слабоваты вы. Нет. Не подойдете.
Надежда тихо оскалилась и стала удаляться.
Я подскочил с кресла, прыжком достиг фуфайки, и схватил его за грудки. Его ребята за центральным обзорным обеспокоено заколотили маслами по стеклу.
— Ты парень за нас не решай. Мы еще как подойдем. Заявляю со всей ответственностью. Хотим отыграться. Что на кону, и во что играем?
Я же крупнейший специалист во всей галактике по азартным играм. В картишки там, домино. О шашках и не говорю, с закрытыми глазами.
Фуфайка осторожно отцепил мои пальцы от своего воротника.
— Как хотите. Как хотите, говорю.
— На кону что, отвечай!
Гость отряхнулся после моих объятий, оглянулся на утихомирившихся братьев.
— Ладно. Так и быть. Хотите отыграться, отыгрывайтесь. Сами судьбу свою выбрали. С вашей стороны на кону, понятное дело, летательный аппарат. И вы сами, конечно. Жизни ваши никчемные. А с нашей… С нашей, ничего. Отыграетесь, отпустим с миром на все шесть сторон. Именем Революционного Временного Совета со всей ответственностью заявляю, да будет так. Начало игры через один час. Будьте готовы. Вас вызовут.
И исчез. Да ничего я не путаю. Был, стоял, потом — раз, и пропал. Ровно, как и те, что за центральным обзорным с костями прохлаждались.
— Ну и дела, — Кузьмич, понуро свесив крылья, смотрел на то место, где за минуту до этого стоял незнакомец в фуфайке с костяной дубиной за пазухой, — Если они вот так могут, то чего ж они с нами рассусоливали?
На этот счет у меня имелось свое мнение, но говорить Кузьмичу о нем я не стал. Зачем парня лишний раз расстраивать. Сейчас про другое думать
— Кузьмич, смотайся к силовой установке. Что там с энергией. А я в грузовой отсек за оружием. Мы еще с тобой повоюем.
Грузовой отсек оказался пуст. Совершенно пуст, вот что я имею в виду. Ни ящиков с корабельным оружием, ни скафандров. Ничего.
Тут и Кузьмич подоспел. Запыхавшийся и вконец расстроенный.
— Силовые установки на полном нуле. Но это ерунда. Они всю жратву сперли. Ни крошки не оставили. Вот ведь сволочи.
Это был удар ниже пояса. Так порядочные люди не поступают. Хотя… Где я видел порядочных людей. Уж кому, как не мне, уроду по статусу этого не знать.
На капитанском мостике нас поджидал почетный караул из десяти усатых дяденек, с дубинами наперевес, в перепоясанных ярко-желтыми лентами фуфайках. Был ли среди них наш недавний гость, не знаю. Все на одно лицо.
Они весело отсалютовали костьми, и один из них, сообщил радостную и приятную новость:
— Во избежание ненужных эксцессов с вашей стороны к добропорядочному местному населению, вас будет охранять специальная гвардия. Попрошу следовать за нами в принудительном порядке для отыгрывания.
После этого парень, недолго думая, тюкнул меня по голове дубиной и я ненадолго отключился.
В темноте не очень приятно приходить в себя. Вроде бы ощущаешь себя уже полноправным членом жизни, а она не дает никаких признаков своего существования. А от этого иногда бывает страшно.
— Не ори, командир! Все одно никто не услышит.
Я прекратил орать, но от этого спокойнее на душе не стало. Остаточные явления в виде мелкой дрожи конечностей намекали на то, что с психикой в последнее время у меня не все в порядке. Да и какая там психика с такой нервной работой. Чтобы я окончательно успокоился, Кузьмич влепил мне пощечину. В его понимании пощечину, конечно. Так укус комара. Но и это помогло.
— Где мы?
— В яме какой-то, — сообщил Кузьмич, пристраиваясь на моем плече, — Второй час здесь. Как тебя оприходовали, так здесь и маемся. Хуан? Тоже здесь. Где ж ему быть то? Душевный парень, скажу. Пока ты без сознания дрых, он все норовил тебе под голову пристроится. Что б помягче, стало быть.
Я нащупал в темноте Хуана, положил на колени и стал чесать его за глазами по причине полного отсутствия ушей. Человек, хоть он и урод, должен быть благодарным. Не все же одному Вселенскому звездочки раздавать.
— Слышишь? Они там готовят что-то.
Я прислушался. Кузьмич прав. То, что я сначала принимал за шум в потревоженной дубиной голове, являлось в действительности гомоном толпы. Очень возбужденной толпы, замечу.
— Еще не известно, что это за отыгрывание.
Странный Кузьмич бабочек. Удивляюсь. Как какая ерунда творится, так у него полные штаны. А как что серьезное намечается, так само спокойствие и рассудительность. Хотя… С чем можно сравнить многосотлетнее сидение в гордом одиночестве в космической полу засохшей луже? Хуже этого, по мне, и быть не может.