Охотник за бабочками

Костин Сергей

— Смысл-то в чем? — спросил я распорядителя.

— Все очень просто, — настроение у парня было просто великолепное, несмотря на то, что первые два тура фуфаечники продули под чистую, — Тебе, отыгрыватель, нужно будет только кинут мяч так, чтобы его поймал твой таракан. Поймает, свободны без всяких ограничений. А не поймает… Об этом уже не раз тебе говорилось.

— Один раз?

— Всего один.

— И чтоб таракан поймал.

— Совершенно верно.

— Да нет проблем!

Легко! Расстояние, не ахти какое. Кузьмич парень цепкий.

Если не поймает в руки, то уж грудью примет наверняка. Можно навесиком бросить, чтобы уж точно его не зашибить. Смешные ребята. Мячик один раз бросить.

— Да, вот еще что, — главный распорядитель прекратил на время развлекать в микрофон почтенную публику, отставил его в сторону и обратился ко мне, — Небольшое дополнение. Но это уже, как бы к тебе не относящееся. Ты-то свой мячик кинешь, не переживай. Только еще на площадке будут находиться все, кто пожелает его отбить. Так, национальное баловство. Кто первый мяч отобьет, тот имеет полное гражданское право тебя до смерти застукать.

— Да? — наверно в это время у меня было слишком испуганно-озадаченное лицо, потому, что распорядителя даже передернуло, — А… много желающих? Я имею виду, мяч отбить?

Главный распорядитель молча показал в сторону трибун.

Сминая жидкие заграждения, ломая сидения и, затаптывая упавших, на нас неслась огромная толпа. Все в фуфайках. Все с усами. Все с огромными маслами, которыми намеревались отбивать мяч.

Через пять стандартных земных минут я был окружен орущей толпой с шевелящимися во все стороны черными учесами. Ребята заполнили площадку плотно-плотно. Только та белая полоса, между мной и Кузьмичем, было свободна. Относительно, конечно. Сотни три костяных маслов готовились сбить даже пылинку, которая ненароком вздумает опуститься с небес. Не говоря уже о мячике.

— Это не реально, — возмутился я. Я, конечно, понимал, что соревнования есть соревнования. Но в любом случае отыгрывателю, по моему мнению, должен быть всегда предоставлен хоть маленький, хоть ничтожненький шанс. А здесь…

— Не реально, — согласился главный распорядитель, который согласно статусу находился рядом со мной в белом круге, — Но такова жизнь. Таковы национальные традиции. Вот тебе мяч. Вот тебе направление. А я оставляю тебя, потому, как спешу присоединиться к отбивающим. Последние пожелания есть?

— Есть?

Я даже не знаю, что меня дернуло это сказать. Наитие какое-то. Или голос свыше.

— Давай быстренько, а то народ волноваться начинает, — попросил распорядитель, любовно поглаживая именную, с гравировками и инкрустацией дубину-кость.

— Хочу кидать своим собственным мячиком. Это возможно?

Главный распорядитель на секунду задумался.

— Возможно. Если таковой имеется.

Такое везенье в жизни бывает только раз.

— А где моя… мм… шапка. Ну, та, которая со мной была.

На лице распорядителя впервые за время нашего знакомства вылезла удивленность. Он почесал щеку, потом затылок.

— Твое право конечно, — покивал он головой, — Но ведь и

шансов поменьше.

— А это уже мое дело.

Ничего не сказал распорядитель. Только протиснулся в плотную толпу и вернулся вскоре с Хуаном. И напоследок даже по плечу меня похлопал.

Пока на центральном стадионном табло показывали панораму этого самого стадиона, с воодушевленными лицами участников и переживающих, я быстренько, как мог, объяснил Хуану задачу. А поскольку сам он был также кровно заинтересован в успешном завершении операции по спасению, то быстренько все понял и захлопал всеми своими ресничками. Не дурак, соображает.

Над стадионом проревела сирена, и все мужики в фуфайках заняли игровое положение. Ноги расставлены на ширину плеч, полусогнуты. Туловище прямо. Голова чуть наклонена и повернута в мою сторону. Мосол держится перед собой легко, словно продолжение рук.

Где-то там за частоколом дубинок мелькало тело Кузьмича.

Хуан втянул в себя стебельки глаз, уложил аккуратно шерсть, подтянул грудь, живот и талию и стал похож на аккуратненький такой шарик. Не сказать, чтобы совсем уж маленький, но где-то около того. Как раз для нашего случая.

Ну что ж. Пора и дело делать.

Как бы только это правильней кинуть? Чтобы и Хуана на кости не бросить, и направление к Кузьмичу не нарушить.

— Ребята, вы готовы?

Все ребята дружно кивнули головой, стукнули пару раз маслами по бетону и заняли исходное положение.

— Ну, тогда ловите родимые.

Для надежности подогнем левую ногу, откинемся, насколько позволяет белый круг (чего это там Кузьмич пальцами промеж ног показывает, да за уши свои дергает?), развернемся туловищем и выпустим со всей неуродской силой Хуана в свой первый, несамостоятельный полет.

Ближайшие мужики с уханьем свистнули дубинками, по ходу дела кому-то расквасили нос, а кому-то проломили череп, но по Хуану в первую секунду полета никто не попал. Потому, что он и не думал лететь.

Хуан просто парил в воздухе, чуть выпустив из себя отростки глаз, внимательно просчитывая траекторию полета. Как только он заметил свободное от костей место, он сорвался с места и через мгновение оказался там. А еще через мгновение я заметил его в другом месте. Потом в третьем. И так далее.

Закусив губу до крови, я, с замиранием сердца, смотрел за зигзагообразным, скачкообразным полетом Хуана. Каждое мгновение мне казалось, что вот сейчас, вот сию минуту его накроет лавина ударов. Но когда дубинки, со свистом рассекая воздух, обрушивались на мохнатое тельце, Хуан оказывался в другом месте, старательно выпучивая глазки.

Метр за метром он пробивался к Кузьмичу. И чем ближе он был к принимающему, тем яростней была производимая на него атака. Те, кто промахнулся, стараясь все-таки взять свое, ломанулись поближе к центру событий, и возникла настоящая давка. Кости скрещивались с костями, ломались, крушили все на своем пути. И немало уже было трупов, а еще больше покалеченных и раненых.