Охотник

Кликин Михаил Геннадьевич

– Выходим, – и первым вошел в лес…

Предутренние часы оказались темней ночи. Низкие плотные тучи затянули небо. В считаные минуты сумерки обернулись настоящей тьмой.

– Бегом, – велел Иван.

Чтобы друзья не потеряли его, он на каждый пятый шаг бил кремнем по кресалу, высекая сноп искр.

Когда запахло морем и начал накрапывать дождь, Иван велел остановиться и проверить оружие. Дальше до самого берега двигались тихо. Залегли почти у воды, за двумя черными валунами, покрытыми слизью.

– Не шумим, – напомнил Иван, прикладываясь к прицелу трофейной

винтовки, пытаясь рассмотреть бункер и вытащенные на берег лодки. Дождь усилился, тучи сгустились еще сильней. Шум моря и падающей с неба воды скрадывал все звуки. Мгла затопила мир.

Иван полагал, что раз он ничего не видит, то, значит, и его не заметят.

Он не знал о существовании сигнальных мин.

68

– Что за поганая погода! – Лёва Гоблин сплюнул на землю и полез с крыши бункера вниз.

– Эй, ты куда? – возмутился его напарник Шамиль Обрубок.

– Да успокойся ты. Возьму плащ и вернусь.

Помимо плаща Лёва прихватил бутылочку горлодёрки, припрятанную прошлой сменой, и шмат свиного сала, пожелтевшего от старости, но еще вполне съедобного.

– Я не буду, – сказал Шамиль.

– А я и не предлагаю, – ответил Лёва.

Он сел на край крыши, спустив ноги вниз, хлебнул жгучее пойло из горлышка, крякнул, срезал ножом тонкий слой сала, положил на язык и рассосал его.

– А, ладно! – решился Шамиль, глядя на лицо товарища, выражающее блаженство. – Давай и мне!

Они сели рядом, накрыв себя и оружие плащами.

– За скорейшее возвращение домой! – принимая бутылку, провозгласил Шамиль.

– И будь проклята эта погода, – добавил Лёва.

Их дежурство только началось, так что мокнуть под дождем предстояло долго. Покинувшая пост смена уже, должно быть, укладывалась спать. В бункере, конечно, уюта не было, но там, по крайней мере, не мочило и ветер не задувал так сильно. Зато в тесноте собранного из щитов укрытия сложно было избавиться от мысли, что кто-то из соседей в любой момент может обернуться мутом. Вероятность этого, конечно, не слишком велика, да и мутацию можно заметить сразу, если не терять бдительности. Но спокойствия подобные мысли не добавляли.

Уж лучше перебраться в шалаш, хоть это и запрещено правилами.

– Пять лет назад, помню, был у нас прибор ночного видения, – сказал Лёва, отрезая ломтик сала потолще. – Незаменимая штука!

– И где он? – спросил Шамиль.

– Сломался. Отдали ремонтникам, больше не видели.

– Жалко. Сейчас пригодился бы…

Из шалаша с пленницами выглянул Петька Горбунок, закурил самосад, смешанный с мхом.

– Выгнали тебя бабы? – весело крикнул ему Лёва. – Или сам сбежал?

– Давай поменяемся, – мрачно отозвался Петька. – Узнаешь…

Горбунок охранял пленниц уже сутки. Начальство, видимо, считало это дело легким: сиди себе под крышей у выхода на куче еловых веток, грози девкам оружием, без особого распоряжения никого не впускай, никого не выпускай. Горбунок поначалу так и делал, но быстро понял, что наживет себе врагов среди друзей, если будет действовать строго по инструкции. Поэтому время

от времени он притворялся спящим, не реагируя на крики и шумную возню.

Впрочем, после того, как одна из диких девок выцарапала глаз Максу Чернявому, желающих позабавиться с пленницами поубавилось. Макса пришлось пристрелить – очень уж он рвался отомстить. А Горбунок за жизни заложников отвечал собственной шкурой – это ему Сэм Американец сказал, серьезный парень, друг Киры Баламута. Его слова нужно было воспринимать буквально. Если сказал «шкуру сниму» – значит, так и будет: возьмет нож и освежует, как кролика.

Петька Горбунок, спасаясь от дождя и ветра, перебрался поближе к бункеру. Шалаш из поля зрения он не выпускал – кто знает, что этим полоумным бабам в голову взбредет!

– Оставь покурить, – попросил у него Лёва и протянул бутылку: – Хлебни, согреешься.

Они поменялись: Лёва затянулся горьким дымом, Петька глотнул горлодёрки. Оба закашлялись, с ухмылкой поглядели друг на друга.

– Слушай, Петька, – спросил Шамиль, высунув нос из-под плаща. – А ты что Сэму сказал про Чернявого?

– Правду, – ответил Горбунок, перхая в кулак. – Он мутом стал, к бабам полез.

– Хитер ты, Петька, – одобрительно сказал Шамиль и протянул тюремщику кусок сала на кончике ножа.

Петька взял сало; Шамиль вдруг как-то странно накренился, подался вперед и стал падать. Петька попытался его придержать, но приятель был слишком тяжелый, да и высоко было.

Шамиль свалился на землю, неловко сложившись; от удара в нем что-то хрустнуло.

– Чего это с ним? – удивился Лёва Гоблин и на всякий случай прицелился в упавшего друга – уж не мутирует ли он?

Петька перевернул Шамиля, наклонился над ним, пытаясь понять, дышит тот или нет. И увидел небольшое черное отверстие под ключицей и растекающееся вокруг по мокрой ткани темное и липкое пятно.

– Снайпер, – удивленно сказал Петька.

Больше он ничего не успел ни сказать, ни сделать. Правый глаз его лопнул, и Горбунок повалился на тело Шамиля.

– Вы чего это?! – пьяненький Лёва вскочил. И тут же полетел вниз, сраженный третьей пулей снайпера.

69

Стрелял Иван примерно со ста пятидесяти метров. Промахнуться было сложно, несмотря даже на непростые условия и не самую удобную позу.

Убедившись, что охранники не шевелятся, он встал с колен, помахал товарищам, залегшим на дне неглубокой ямы, и побежал к куче хвороста, намереваясь укрыться за ней. При этом он продолжал следить за берегом, где волны ворочали тяжелый плот, и бункером, в котором, скорей всего, еще кто-то оставался. Иван не заметил натянутую над землей проволоку, зацепил её ногой. Слева от него что-то негромко хлопнуло и зашипело. Он замер, не зная, какую неприятность могут предвещать подобные звуки. Выждал минуту – шипение прекратилось. Обернувшись и велев товарищам задержаться, Иван отыскал источник шума – это был какой-то буро-зеленый цилиндр, привязанный к вбитому в землю колышку. На ощупь цилиндр был горячий, от него пахло сгоревшим порохом и мокрой псиной.