Охотник
Шрифт:
– А если я гулять буду? Ты будешь тогда из постели в постель прыгать, с чужими мужиками спать?
– Ты же сказал, что я не невеста, – Маша горько улыбнулась. – Тогда почему от меня требуешь верности? Если будешь меня трахать как следует, если не будешь меня обижать – зачем мне искать на стороне? Ты что думаешь, бабы от хорошей жизни на стороне мужиков ищут? Значит, что-то не устраивает, значит, он в чем-то виноват! Конечно, если не учитывать совсем уж дур ненормальных, нимфоманок. Дай бабе хорошего мужика, чтобы драл как следует, дом содержал, детишек делал – да она за него Богу молиться
– Хм… ладно. Пусть будет так. – Олег задумался и снова кивнул. – Будем считать, заключили с тобой договор. Мы с тобой вместе до тех пор, пока эта связь не начнет кого-нибудь из нас напрягать. Тогда честно говорим друг другу все, что думаем, как друзья. Что-то не устраивает – разбегаемся. Никаких обязательств. Никаких претензий и сцен ревности. Узнаю, что ты с другими мужиками крутишь – расстаемся. Не люблю делить бабу еще с кем-нибудь. Если только это не шлюха за деньги. Но там другое дело – купил, сделал дело и ушел. Но любовница, моя женщина – только для меня одного. Ну а ты, если что, не закатываешь мне сцены ревности, как сегодня! Даже если и вправду застанешь меня за… ну… в общем – понятно. Согласна? Если да – давай попробуем быть вместе. Если нет – уходи. Прямо сейчас. Спасибо тебе за отличную ночь, за добрые слова, и… прощай.
Молчание. Тягостное. Долгое.
В коридоре кто-то бубнит, мужские голоса, женский смех на улице. Журчание в канализационных трубах. Муха – откуда взялась? Кружит, целится, жужжит… начни гонять – сейчас же, гадина, спрячется, и говори после этого, что у насекомых нет мозгов! Хитрая тварь!
Мысли тоже жужжат. Расслабленность. Хочется лечь, забыться. И никого не видеть хотя бы пару дней! Но нельзя. Пока нельзя. Пока – он не имеет своей жизни, своей судьбы. Чужая судьба. Чужое тело. Чужой мир. Чужие порядки и люди. И нужно к ним привыкать.
– Гадина ты! И все вы, мужики, гадины! – наклонилась, схватила за шею, впилась в губы, отпустила, посмотрела в глаза. Глазищи зеленые, с искорками, смеются.
– Все равно тебя люблю! Никому не отдам!
«Попался. Все-таки попался! Закончу, как Ион! Ладно… жизнь покажет…»
Вслух:
– Жизнь покажет!
– Покажет, – эхом, с усмешкой. – Давай не будем заглядывать вперед? Живем как живем. Что будет завтра – какая разница?
«Пятнадцать лет так жил. Сегодняшним днем. В своем мире. И снова, здесь?! Ну а чего я ждал – в «загробном» мире будет легче?»
– Я не вовремя?
Маша отпрянула от Олега, пересела на табурет. Зоя Федотовна слегка улыбнулась.
– Если что, я чуть позже зайду, хорошо?
– Да все в порядке. Я сейчас уйду, – не смутилась Маша. – Вам поговорить нужно? Наедине? – Посмотрела на Олега, мол, видишь, какая покорная? На все согласная! Вот!
– Я дочку привезла. Олег, посмотришь? Полечишь?
Сергар легонько вздохнул, кивнул:
– Посмотрю. Ведите. Я вас только вот что попрошу… принесите мне еды получше. Эту дрянь больничную видеть уже не могу!
– А я разве не сказала?! – всполошилась Маша. – Вот же дура! Я тебе котлеток нажарила, картошечки наварила, огурцов купила – базарных, сами мы не закручиваем. Селедочки, даже наливочки
– Чего язык? – не понял Сергар, занятый своими мыслями.
– Проглотишь… – слегка растерялась Маша. – Ну… выражение такое. Вкусно, значит. Покушаешь?
– Я могу сходить в кафе, принести чего-нибудь повкуснее. Надо? – неуверенно предложила Зоя Федотовна. – Чего хочешь? Что принести?
– Ничего не надо! – отрезала Маша. – Мне что, выкидывать! Наготовила! Щас покушает и полечит! Покушаешь, Олежа?
– Покушаю, – кивнул Сергар-Олег. – Немного. Живот бурчит с голоду, отвлекает. С вашей больничной еды не растолстеешь.
– Отлично! – обрадовалась Маша и начала доставать из сумки продукты. Остановилась, кивнула Зое. – А вы пока приготовьте дочку. Щас он, пятнадцать минут, и все. Правда, Олежа?
– Правда! – обреченно кивнул Олег, которому казалось, будто он попал в огромную колею от повозки-лесовоза и никак не может из нее выскочить. Бежит, бежит, бежит… как пойманная мышь по клетке, подпрыгивает, надеясь выскочить на простор, – и не получается. Слишком глубока колея, слишком малы силы.
Девочка была хороша. Если забыть, что с ее красивых губ свисает струйка липкой слюны, а глаза невидяще смотрят куда-то вверх, выше голов. Постригли коротко, видимо, чтобы меньше заботиться о волосах. Одета в халат, под халатом ничего, кроме памперса. Такие Мария Федоровна надевала на Олега, пока были деньги. Потом перестала. Дорого.
Тело хорошо развито, можно сказать – красиво. Небольшие крепкие груди, круглые, упругие бедра, длинные ноги. Фигуры Маши и этой девочки очень похожи, только Машина грудь покрупнее. А так – переставь головы, не отличишь!
«Красивые женщины красивы одинаково! – вдруг подумалось Олегу-Сергару. – И только уродство разное. Видимо, есть какие-то параметры, по которым человек, сам не понимая того, определяет, что эта женщина красива, а вот эта – нет. Впрочем, наверное, дело вкуса. Вспомнить только Гезера! Он с ума сходил по толстухам, да таким, чтобы рука толщиной с его ногу!
Извращение? Наверное. А может, и нет. Я вот не люблю жареный лук, можно сказать – не переношу, так это извращение или просто особенность организма? Каждый любит то, что любит. Кто-то стройных, длинноногих, а кому-то нужны огромные, волосатые, как обезьяны! Я вот терпеть не могу волосатых женщин! Даже излишняя растительность на лобке уже отвращает, что уж говорить о пучках волос в подмышках – а тот же Гезер обожал, как он говорил – «подергать за бороду»! Ну что тут скажешь… люди!»
– Зоя, скажите менту, чтобы никого сюда не пускал. Даже главврача. Нет, мы по-другому сделаем – найдите какую-нибудь палку, сейчас подопрем дверь.
– Швабра! Швабру сейчас! – Маша шмыгнула за дверь и через две минуты снова возникла в палате, встрепанная, отдуваясь, будто бежала километров десять.
– Проклятая баба! Это не баба, это бульдозер! Нет – танк! Я эту Таньку прибью когда-нибудь! Еле отобрала швабру! Вцепилась, ручищи – во! Гналась за мной! Отстала только тогда, когда я сказала, что Зоя велела принести!